Суть острова. Книга 2

– И так, и так допустимо, впрочем, я не грамматик. Вы проводите меня до дверей?

– Хоть до края света…

Как знать, быть может, проживи я иначе секунду-другую, там в прихожей, на самом пороге, и – дальнейшее будущее мое было бы не похоже на грянувшее настоящее, но я, по чести говоря, не верю в роковые мгновения… А в судьбу – почти да.

– Ну… Я пошел… – Видимо, она кивнула в ответ, но я не услышал кивка и обернулся. И шагнул назад, просто чтобы сгладить неловкость поспешного ухода… чтобы вежливо клюнуть сухими губами в подставленную щеку… Зачем я сграбастал потной пятерней короткую гриву ее прически? То ли я потерял направление, то ли она неловко повела губами… Не знаю, как я их не искусал в том поцелуе… самохваленая выдержка моя рассыпалась по прихожей мелким просом… Почему я не удивился, что она ответила на мой поцелуй, покорно приоткрыла губы навстречу моим губам?.. Мне бы и в голову не пришло назвать те наши с Вандой эмоции и поступки – любовью. Страсть, похоть – да, временное безумие, – да, выскочившие на свободу инстинкты – да, любовь – о, нет, только не любовь! Любовь – это семья, это родители, это Жан и Элли, любовь – это Шо… Стоп. Не буду об этом, лучше попробую вспомнить, как это все было, там, в роскошной квартире богемной богини… Я не понимаю, что означают слова «не первой молодости» в отношении Ванды Вэй, ее лица и тела! Морщин практически нет, целлюлита нет, складок, дряблостей, «киселька» нет. А я ведь – не сказать, чтобы зеленый новичок по данной теме: щупал, мял, имел и видел всякое! Попа упругая, отнюдь не каменная, и очень удобная для ухватки за нее. Сначала я прижал к ягодицам левую руку – правая была занята ее затылком, потом и правую туда же, на попу переместил, чтобы удобнее было прижимать ее чресла к своим, чтобы она чувствовала и понимала – что именно упирается ей в низ живота, сквозь ее платье и мои брюки… Ненадежный бы из меня вышел запоминальщик: даже под угрозой расстрела я не сумел бы воспроизвести в хронометрической последовательности тот кошмарный день… В тупых фильмах, где показывают пошлейшие любовные сцены, в подавляющем большинстве их, любовники умеют грамотно использовать предоставленные им интерьеры, не ушибаясь, со всеми удобствами… Любой другой на моем месте, вероятно, должен был бы подхватить на руки прекрасную почти случайную знакомку и с нею на руках посеменить к алькову, к кровати, то бишь, а там, среди бесконечных поцелуев, медленно, словно в забытьи, освобождать свою милую от кружевных и воздушных одеяний… Ха. Я повалил ее на паркетный пол – платье уже было задрано, это я еще в вертикальном положении спроворил – сдвинул в левую сторону (для нее в правую) трусы на промежности, действительно кружевные, высвободил свой член и тотчас же засадил ей. Хорошо помню, хотя и невпопад, как заскакала по полу оторванная в спешке брючная пуговица на ширинке… Минут несколько, довольно долго, я жестоко харил ее в этом положении, яростно, не думая о том, удобно ли ей, согласна ли она… В какие-то короткие мгновения голова моя прояснялась и я с ужасом понимал, что насилую… Иначе почему она так бьется подо мной и стонет… И плачет. Она плачет!

– Еще… еще… – Что? Что еще… А… Это она, она мне шепчет: «еще»… Н-на! Вот тут она забилась не шутя! Еще Шонна с давних пор научилась бояться в сексе, когда я вхожу в раж и начинаю засаживать «по полной», особенно когда она еще не раскачалась и не «разработалась»… С моими размерами следует быть аккуратнее во фрикциях, и я всегда помнил об этом. Но одно дело – Шонна, а… Стоп. Я засадил во всю мощь и начал кончать, и меня потряс долгий и нестерпимый оргазм, нет сил как щекотны вдруг стали последние фрикции! Я аж замычал… И Ванда стонет, коготками в спину мне вцепилась… А рубашка моя где? Брюки с трусами болтаются на одной ноге, а рубашка…

– Не слабо мы зажгли… А где моя рубашка?

– Не знаю… вон валяется… Ты уже хочешь уйти?

– Я? М-м… Нет. Идем, попьем чаю. Что-то мы слишком быстро оттрахались, я ничего не разобрал.

– То есть, ты хочешь еще?

– Не знаю, наверное. Минут через пятнадцать – скажу точнее. Скорее всего – да.

– Пойдем.

Сидим в гостиной, пьем чай без молока. Я по пояс голый, в одной рубашке, она в шелковом халатике до колен, поясок завязан… Разговор клеится еще меньше прежнего. Мне хочется быть поделикатнее в эти минуты, чтобы как-то сгладить… странность ситуации, но речевой аппарат принадлежит какому-то дауну, а не мне.

– Я кончил, как редко, почти никогда я так не кончал. Но… В тебя, извини.

– Спасибо, что предупредил. Я заметила, но не изволь беспокоиться, проблема контрацепции решена мною навсегда. Ты смелый парень, Рик. Ты не боишься, что я тебя заражу какой-нибудь… инфекцией?

– Нет, не боюсь, что ты! – говорю я и несколько секунд пребываю в простоте душевной, прежде чем догадываюсь рассмотреть все грани ее вопроса.

– Я понял. У меня все в порядке, я никогда и ничем… Не сомневайся.