Суть острова

По чести говоря, я не придаю большого значения прическам и макияжам, хотя, понятное дело, мне приятнее смотреть на ухоженную даму либо девицу, чем на какую-нибудь растрепу, лохудру, неряху, распустеху… Трепетно поглаживать наманикюренный пальчик, нежно глядеть в искусно подведенные глаза, с любовным упоением прыгать по чистому и упругому телу… Все это так, но когда Шонна сама укладывает в «шлем» длинные свои каштановые волосы, мне это кажется ничуть не худшим, нежели сейчас, после трехчасовых камланий над ними шаманов мэйкапа… Но я стреляный воробей и знаю, как нужно обращаться с хорошенькими замужними женщинами.

– Слу-ушай, просто превосходно! Класс!

– Серьезно? Ай!.. Эличка! Не трогай, пожалуйста, не трогай мамины волосики! Рик!

– Элли, иди ко мне на ручки, на, на, мои похватай. Можешь даже за уши.

Простодушная маленькая Элли с удовольствием меняет мамины локоны на папины уши, в то время как Жан уже большой, он уже понимает мамины святыни и скромно сидит у нее на коленях; но мамин холеный указательный пальчик крепко зажат в его кулачке: мама теперь его и ничья больше.

– Мне кажется, неровно цвет положили…

– Где? Да нет, ровно же! И вообще суперски получилось!

– Правда?

– Да-а. Как всегда. А почему такой колер для маникюра выбрала? – Я указываю своим грубым толстым пальцем на ее тоненькие, ухоженные, оканчивающиеся длинными жемчужными акриловыми коготками.

– Потому что все продумано и подобрано. Чем тебе не нравится?

– Нравится. Но я люблю, когда у тебя ногти ярко-алые.

– В совокупности со всем остальным это смотрелось бы вульгарно. Нет, похоже, тебе не нравится, как я выгляжу.

– Да нравится мне! Ты и до парикмахерской была лучше всех телок на свете вместе взятых, а сейчас и вообще эльфийская принцесса!

Жан заливисто хохочет и начинает подпрыгивать на маминых коленях:

«Мама принцесса, мама принцесса!» И Элли за ним – она любит подражать старшему брату: «титета! Мама титета!»

Но моя подруга, вместо того, чтобы удовлетвориться изысканным комплиментом моего приготовления, ринулась в атаку:

– Господи! Боже мой! С кем я связалась! Кому отдала руку и сердце!..

– И лучшие годы.

– …и лучшие годы! Я никогда, заруби себе на своем медвежьем носу, никогда не хожу в парикмахерскую! Меня обслуживает мой постоянный куафер. Не в парикмахерской, понимаешь? В хорошем дорогом салоне. Где также бывает первая жена мэра, внучка премьер-министра, даже Ванда Вэй посещает… иногда…

– Ну, если Ванда Вэй… – Я бережно отдираю от себя протестующую Элли и иду целоваться к супруге. Та мгновенно тает и спохватывается только, получив звучный поцелуй в щеку.

– Ну, все. Весь макияж насмарку… Элли, не плакать, мама принесла тебе подарок. Вот кому куколка-малышка?

– А мне-е-е…

– И тебе. Сабелька-малышка.

– А мне?

– Тебе-то за что? За то что свез с лица мэйкап? Какой кошмар – эта семейная жизнь. Что вы ели, дети? Не морил вас папочка голодом?

– Себя морил, их – нет. По конвертику с повидлом, по кусочку сыра и по две конфеты.

– Погоди мой дорогой, сейчас я надену фартук, косынку и чего-нибудь приготовлю посущественнее… А вам обязательно! Маленьким зайчикам в самую первую очередь!

– Перед вечеринкой? Да я потерплю.

– Нет уж. Это твои сослуживцы пусть чавкают как свиньи, мажут щеки кетчупом и горчицей, макают галстуки в жир и в майонез, а мой муж должен быть самым элегантным и самым воспитанным в мире! Поешь, как следует дома, а там пощипывай себе кусочками, запивай маленькими глоточками. Хочешь мясо по-аргентински?

– Еще бы! А не хлопотно будет?

– Что ты, Ричик (при этих ее словах мое сердце немедленно окунается в мед)! Я уже все заранее приготовила, и картошечку, и говядину, и лучок, и майонез, и травки, только на противень положить и на огонь поставить. А деткам – кашки! Кто будет сладкую кашку с ягодками?..

– Может, лучше в микроволновку? Скорее будет? – Шонна мечет в меня такой силы взор, что я теряю дар речи и, совершенно уничтоженный, бегу, пошатываясь, к спасительному креслу, где меня ждут нечитанные с утра газеты. В ближайший час деткам будет нужна только мама. Это не значит, что я до самого обеда буду беспрепятственно бить баклуши, семья в шесть глаз бдительно следит за тем, чтобы меня не настигла гиподинамия, но я умею довольствоваться малым: первую газету, первые десять минут у меня даже Всемирный потоп не отнимет!