Суть времени. Том 1

Соединенные Штаты мечтали установить такой порядок вообще и особенно после того, как Советский Союз рухнул. Мечтали, но у них оказалась кишка тонка. Оказалось, что американский народ, зажравшийся, заснувший в своем конформизме, не хочет обеспечивать этот новый мировой порядок своею кровью. Ведь что такое новый мировой порядок сейчас? Это не только план модернизации для покоряемых стран — такой, какой был когда-то для Японии и Германии. Это необходимость держать 300–400 тысяч солдат в Ираке, 500–600 тысяч — в Иране (потому что без такого оккупационного контингента любые бомбардировки есть верх кретинизма), это готовность вводить войска в Пакистан и дальше. И нужно предложить всем этим странам, повторяю снова, нечто наподобие японского или европейского сценария модернизации в условиях оккупации: план Мак-Артура или план Маршалла.

Соединенные Штаты к этому не готовы. Американский народ не хочет иметь трехмиллионную сухопутную армию, потому что это армия с обязательным призывом. Соединенные Штаты поняли, что они такой порядок установить не могут.

Но они не могут и отказаться от мирового господства! Во-первых, они не хотят. Англосаксы никогда не отказываются от мирового господства. Никогда! Во-вторых, они не могут это сделать по объективным причинам. Потому что у Соединенных Штатов осталось, за исключением высокотехнологической индустрии, в которой занято несколько миллионов людей — отнюдь не большинство населения, два средства господства: печатный станок и авианосцы.

Печатный станок печатает деньги и навязывает их миру, а авианосцы бомбят тех, кто не хочет брать эти деньги, и они их берут. Других средств нет. Если Соединенные Штаты уступят мировое господство — исчезнет печатный станок. И что тогда будет с Соединенными Штатами? Они упадут не с первого места на второе! Они упадут с первого места на четвертое или пятое. А когда они так упадут, в Соединенных Штатах начнется катастрофа распада. Даже если бы они захотели уступить мировое господство, они понимают, что не смогут избежать в этом случае катастрофы. Поэтому они этого делать не будут.

Но если Соединенные Штаты не могут и не хотят уступить мировое господство и одновременно не могут обеспечивать его в режиме, условно говоря, «нового мирового порядка имени Киссинджера» — значит, они должны обеспечивать его иначе. Отсюда новый термин — «новый мировой беспорядок». Не ПОРЯДОК, а БЕСПОРЯДОК! Я впервые осознал серьезность этой концепции, когда начал знакомиться с работами Стивена Манна, который занимался приложениями теории хаоса в политике еще с 80-х годов XX века, а затем был высокостатусным дипломатом в разных странах, советником Госдепартамента по Каспию и т. д. Мне стало ясно, что это достаточно хорошо разработанная теория, использующая серьезный математический аппарат и одновременно выходящая на политическую практику.

Бжезинский отличается от Манна тем, что, во-первых, он старше. Во-вторых, он гуманитарен, а не технократичен. И в этом смысле он всегда глубже. В конце концов, вопросы-то стоят простые. Если твоя страна перестает быть привлекательной для инвестиций, то инвестиции начинают течь куда-то еще. Но если там, куда они текут, будет плохо, то у тебя будет хорошо. Все относительно. Что значит «хорошо»? Что значит ты «хороший» или «плохой»? Извините! Ты, может быть, очень плохой, но если все вокруг ужасные, то ты хороший. И инвестиции текут к тебе. Поэтому если в других точках мира сделать плохо, то у тебя будет хорошо. Почему не помочь конкурентам, чтобы у них стало плохо? И тогда у тебя станет хорошо. Это и есть фирменное блюдо Бжезинского — Обамы, отличающееся от блюда Буша — Киссинджера.

Но есть две вещи, в которых американская элита и глобальная западная элита едины. Скажу сначала об американской элите.

Высшая формула американской «реал-политик» звучит просто (хотя все делают вид, что ее не понимают): «Главный враг — это страна, которая в наибольшей степени приблизилась к неким потенциалам, дающим возможность бросить вызов американскому могуществу». Точка. Чем ближе страна приблизилась к уровню, с которого она может бросить вызов американскому могуществу, тем она опаснее. И совершенно наплевать при этом, какова ее идеология. Является ли эта идеология идеологией свободы и демократии, или идеологией авторитаризма, или любой другой идеологией (например, советизма) — неважно! Важно, что вы приблизились к уровню, с которого можете бросить вызов американскому могуществу. Советский Союз приблизился больше всего — он враг номер один. Китай приблизится больше всего — он враг номер один. Европа, консолидировавшись, приблизится больше всего — она враг номер один. Любой, кто приближается в наибольшей степени к уровню, когда можно еще только бросить вызов американскому могуществу, становится врагом номер один. В этом единый закон. Тут едины республиканцы и демократы.