Суть времени. Том 3

Мы в одном шаге от этого. Уже спецмероприятия конкретные, которые я описывал, проводятся, уже упаковываются в одну когорту одни разрушители, а в другую — другие. А мы среди этого всего будем смотреть на происходящее и поглаживать всех по головке, никого не обижать, со всеми общаться максимально деликатно? А зачем нам эта деликатность? Для того чтобы «ням-ням» элегантно зарезали?

Мы обращаемся к людям, говорим: «Откройте глаза. Ну, посмотрите, что происходит. Есть очень мощная тенденция, укорененная в неблагополучии нынешней ситуации, вот в этом самом регрессе, в бандитизации, во многом другом. Есть очень мощная тенденция на отделение Северного Кавказа. Но это суицидальная тенденция, которую одни оседлывают, потому что им хочется оседлать модные, так сказать, перспективные тенденции, энергии этой хочется мутной, чтобы куда-нибудь она их приволокла. А другие это делают сознательно, холодно, с тем чтобы окончательно добить страну. И уже не скрывают это, говорят обо всем открыто, потому что всех считают «ням-ням».

В первый момент, когда люди хотя бы откроют глаза… «На непроглядный ужас жизни открой скорей, открой глаза…» В первый момент, когда глаза откроют по-настоящему, начнется выход из состояния «ням-ням». Как только начнется этот выход, «ненямнямное» начнет объединяться и притягивать к себе все больше другого, того, что еще из «ням-ням» не вышло (в ком человеческое содержание тоже сохранилось, ибо сохранилось оно в каждом). Чем больше при этом так называемый маленький человек ощутит себя творцом истории и поймет, что это тяжкий труд — ее творить, что это требует выхода из «ням-ням», но что это возможно, тем больше народ реально начнет подниматься на борьбу за свою страну.

Когда он по-настоящему поднимется на эту борьбу? Поднимется он, только выйдя из этого «нямнямного» состояния, а этот выход надо начинать каждому с себя. Считаешь ты, что уже вышел, уже встал на путь борьбы, уже реально решил, что вот она, развилка, и по этой развилке ты пойдешь трудным путем, путем бесконечных жертв, путем бесконечных, невероятных трудовых усилий.

Да, мы создали театр тогда, когда его нельзя было создать в Москве, и мы превратили его в профессиональный тогда, когда это было практически невозможно. Но на это были положены жизни людей, невероятные трудовые усилия, люди отказывались, совершая эти усилия, от всего того, что сулит им молодая жизнь. Они ради этой радости, этого счастья отказывались от удовольствий.

Вот только тогда, когда этот поворот происходит, произойдет следующий шаг.

Только тогда, когда в душе будет восстановлена любовь к тому, что у тебя хотят отнять (а это требует погружения в свою историю, в смысл, в смысл своей исторической судьбы), — произойдет еще один шаг, потому что ты окажешься тогда над бездной утраты, но ты будешь в этот момент вооружен любовью. И тогда начнется твоя трансформация. Только тогда, когда ты встанешь на путь конкретного дела, начнешь объединяться с другими, когда ты поверишь в то, что ты это дело сможешь довести до конца, ты окончательно превратишься из «ням-ням» во что-то другое, из зайчика в ежика.

Это возможно, это часто происходит. Это технология. Позиция филина отвратительна. Вопрос не в том, чтобы сказать всем: «Надо сделать вот это», но не сказать, как. Вопрос в том, чтобы обсуждать это «как» до деталей, понимать, что это «как» и есть ответ. И что это ответ на страшные вызовы.

Вообразите себе, что мы как общество, как народ не даем ответ на вызов, связанный с Будановым и всем, что за этим последовало. Вы подумайте, как разгорится пламя и во что превратится ситуация. А ведь этих вызовов будет очень много. Все уже подготовлено.

Все уже подготовлено.

Подготовлены и официальные беспомощности, и антиофициальные двусмысленности. И задача сейчас состоит не в том, чтобы чему-то противопоставить анти-. Этого только и ждут. Есть глобализм и антиглобализм. Антиглобализм для глобалистов очень желанен, потому что, практически, это игра в две руки. Эти антиглобалисты своими экстазами только подчеркивают безальтернативность глобализма.

А есть альтерглобализм. Мы не зря все время говорим обо всем альтернативном, вплоть до альтернативного государства. Есть альтерглобализм, и его-то боятся больше всего. Сейчас боятся не анти-«Селигера», а альтернативного «Селигера». Альтернатива не есть анти-. Альтернатива гораздо сильнее и гораздо глубже.

Мне ничего не стоило объединяться с либероидами в конце 80-х годов в проклятиях Коммунистической партии и идти от триумфа к триумфу, превращаясь в очередного пожинающего плоды олигарха. Но я с отвращением это все отверг, потому что я понимал, что это и есть испытание. Что достаточно принять этот искус, и ты будешь еще одной разновидностью этого самого «ням-ням» — жирной, самодовольной, тупой, купающейся в удовольствиях, пустой. А по ночам тоскующей по поводу того, что были ведь другие возможности, что ведь жизнь-то одна, а счастье-то упущено и разменено на эти вонючие удовольствия…