Суть времени. Том 3

Задача состоит не в том, чтобы амнистировать всех подряд. А в том, чтобы немедленно при высшей власти создать специальный орган, состоящий из людей, которые устроят и русскую, и чеченскую сторону, который будет безусловно авторитетен для русской армии. И одновременно безусловно авторитетен в Чечне, что крайне трудно, но, видимо, еще можно. Создать этот высший орган, а не какой-то там Следственный комитет. Да еще его местное отделение, которое хотя формально и находится под федеральной властью, но все понимают, что это в значительной степени формально.

Создать этот высший орган — Суд чести. И быстро, в короткие сроки амнистировать решающую часть людей, по которым идут запросы. А тех, кто действительно выходит за все рамки — мародеров и преступников, настоящих и стопроцентных, а не проблематичных, — тем не менее наказать. Не откладывая это в долгий ящик и закрыв дело окончательно. И подведя черту. Сказав, что «разбирать это все будем 3–4 месяца, и после этого дело будет закрыто — всё, забыли, никаких дел дальше не будет». И ответить каждому родственнику, каждой чеченской семье. Потому что это не Вьетнам, это часть нашего государства, хотя и проблематичная. И, с другой стороны, дать абсолютную, надежнейшую гарантию русским военным, героически воевавшим в Чечне. И прекратить эту панику — немедленно!

Задача состоит в том, чтобы этот орган создать. А не в том, чтобы бездействовать и смотреть, как против тебя играют все кому не лень. Но в том-то и беда, что процессы катятся в таком направлении, при котором это разумное очевидное действие, скорее всего, осуществлено не будет, хотя лично я сделаю все, чтобы помочь его осуществлению. Потому что ситуация чудовищная.

Если же это не будет сделано, то остается только одно: по-настоящему, не декларативно, не риторически воззвать к разуму и чувству обеих сторон, предъявить окончательные данные по этому сюжету, привлечь к нему такое внимание, после которого все следующие хулиганства (еще одного военного тяжело ранили[23], и это сразу начинают приплетать к делу, хотя понятно, что это к делу отношения, скорее всего, не имеет, — опять буду осторожен) окажутся невозможны.

Чтобы после этого и русское военное братство воевавших в Чечне, и чеченская сторона задумались над тем, кто и зачем играет в эту игру. Почему вдруг те, кто когда-то играл на чеченском поле с соответствующими пагубными результатами для чеченцев, теперь играют на русском поле, видимо, желая получить те же самые результаты?

Так вот, суть заключается, с моей точки зрения, в том, что либо все-таки удастся пробудить какие-то здоровые рефлексы у части правящего класса… И тогда можно будет разрешать как крупные ситуации, связанные с внешними вызовами, так и мелкие ситуации, связанные с эксцессами вроде вышеописанного. При том, что это мелочи из разряда тех, чеховских, «убивающих». Страна может погибнуть из-за этих мелочей.

Итак, либо надо пробудить какое-то чувство в части правящего класса, потому что другая часть безнадежна, а возможно, и злокозненна… Либо нужно рассчитывать действительно на гражданское общество. И, скорее всего, рассчитывать надо на него.

Тогда — комиссии по компромиссам. Тогда — прямой диалог сторон. Тогда — независимые гражданские расследования. Тогда — постоянная способность держать все это в поле общественного внимания (и именно общественного внимания) и гасить тупую истерику. Потому что за всеми этими арабесками маячит не «чеченский враг», а совсем другой. И гораздо более серьезный.

Так вот, теперь к вопросу об этом маячащем за спиной другом, его игре, общей ситуации. Потому что вызовы и ответы, которые я рассмотрел в этой части данного выпуска, конечно, меркнут перед общей проблематикой, требующей от нас еще более серьезных ответов. Как говорил когда-то, по-моему, Анри Барбюс, история сейчас выкликает каждого из нас по имени.

Так вот, каждого из нас она выкликает. До тех пор, пока будут продолжаться все те тенденции, которые продолжаются, мы не удержим Кавказ. Тенденции надо менять. Терпеть, не дать всему этому разорваться до конца, не дать погибнуть матери, не дать разорвать на части ребенка и одновременно понимать, что эти тенденции с жизнью несовместимы.

Кавказ и Россия, а точнее Кавказ и Москва, на долгое время никакого позитивного консенсуса не сохранят. Ибо Москва идет в одну сторону, и достаточно чудовищно, а Кавказ в другую, причем не менее чудовищно. Значит, вопрос о том, чтобы они шли на сближение, а не на расхождение, — это вопрос полного изменения движения страны.