Здесь я хотел бы разобрать другое — понятие классической войны. Это классика: вот он, враг; вот он, друг; вот он, фронт; вот они, страшные повреждения, которые враг тебе наносит; вот твое осознание того, что враг абсолютный; вот твоя консолидация с другими для борьбы с этим врагом («наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами»). Все. Это та идеальная война, к которой русские подготовлены столетиями, в которой они всегда показывали невероятно высокие качества, особенно когда были вдохновлены великой идеей.
Наступило время совершенно других войн — диффузных, рассеянных, в которых никогда не понятно, что значит та или иная фигурка (точка) в клеточке на доске, и почему ее туда поставили, и почему рядом с ней находится другая фигурка (в огороде бузина, в Киеве дядька), и какая связь между одним элементом этой композиции и другим (рис. 1).
Так вот, наступило время таких — композиционных, диффузных, интеллектуальных, изощренных — войн. Как мне лично кажется (я не готов отстаивать это утверждение и предлагаю рассмотреть его в качестве гипотезы), специально изобретенных во многом для того, чтобы победить именно русских. После того как во Второй мировой войне выяснилось, что в обычной классической войне их победить нельзя.
Фактически, это было учтено и сделано в ходе так называемой перестройки: к 1991 году Советский Союз распался — и ни один самолет не взлетел, ни один танк не двинулся, чтобы атаковать противника. Противник победил. Никсон называл это «победой без войны». Победа без войны — это победа в чем-то другом.
Что значит «без войны»? Если даже «холодной войны» нет, а есть что-то другое… Что же?
Это игра. Игра, когда фигуры расставляются по довольно сложной системе ячеек сложным образом. И когда они, в конечном итоге, будут расставлены так, что все фигурки окажутся на нужных местах, наступает смерть. А до этого ничего не наступает: нет противника — нет реакции. Как говорили мои друзья из спецназа: «Враг нас предал».
Мы сейчас имеем дело именно с этим видом почти нераспознаваемых интеллектуальных изощренных войн, к которым сознание народа не подготовлено. Могу сказать больше: сознание ни одного народа в мире не подготовлено к подобного рода войнам, но элита обычно ведет их (не зря такие термины, как «игра», очень тесно связаны с элитой — «большая игра», «великая игра», «великая шахматная доска» и т. д.) и защищает народ. В сущности, в этом — ее служение народу.
Наша элита в значительной степени или предала народ и играет на стороне противника, или капитулировала и не хочет играть вообще. Или — в той степени, в какой она есть, — это уже ультрапсевдоэлита (то есть сообщество вчерашних ларечников, воров, не способных ни к чему, кроме как воровать, и не имеющих в мозгу даже сотой доли извилин, необходимых для того, чтобы видеть «великую шахматную доску»), и такая псевдоэлита просто находится вне всего этого.
Соответственно, народу, его представителям — тем, кто в подобных супертрагических обстоятельствах называется контрэлитой, — придется участвовать в войнах, в которых народы еще никогда не участвовали. Потому что в данной ситуации альтернатива подобному участию — гибель.
Отсюда — колоссальная важность задачи политического образования. Отсюда такая же важность всего того, что мы называем сложностью. Это же не сложность ради сложности («Тебе как?» — «Чем сложнее, тем лучше!») — это вопрос о том, что именно так будут до определенного момента с нами воевать, добиваясь подавляющего позиционного преимущества в сложной игре. И после этого — «кладите вашего ферзя на бок». Как только ферзь будет положен на бок, начнутся процессы, по отношению к которым весь сегодняшний ужас меркнет.
Итак, надо играть, рассматривая одновременно малые и большие поля, большие и малые фигуры, полуанекдотические эпизоды и крупнейшие концептуальные коллизии — все это вместе именно потому, что так устроена та самая диффузная война, игра в многомерном пространстве с множеством недоопределенных переменных. То есть та специальная война, которая обрушилась на голову нашего народа и первый тур в которой, первую фазу в которой мы уже проиграли.
Надо отдавать себе отчет, что мы ее проиграли. Бессмысленно по этому поводу надувать щеки, надо просто делать из этого выводы. Тогда следом за проигрышем «под Нарвой» будет «Полтавская битва». «И за учителей своих/ Заздравный кубок подымает»… Тогда мы выиграем решающую схватку в этой войне и всю войну в целом. Потому что пока мы проиграли первую страшную схватку. И оказались страшно наказаны за этот проигрыш.