Энджела не отрывалась от окна, чувствуя себя крайне неуверенно. Под дождем им навстречу на запряженной осликом телеге, груженой овощами, ехала одетая в черное старуха. Когда они проезжали мимо, Энджела мельком увидела ее лицо: обветренное, коричневое и сморщенное, как грецкий орех.
— Да? — спросил Шон.
Энджела посмотрела на него. Его светло-карие глаза глядели весело, оценивающе.
— Какую же глупость ты сделала?
Храбрость оставила Энджелу, съежилась, улетучилась, как облачко дыма. В голову хлынули оправдания и отговорки. Зачем портить хорошую поездку, редкие впечатления? Следовало подождать, отложить разговор на потом. Всегда лучше отложить. Она попыталась закрыть тему:
— Забудь. Неважно. Я вела себя глупо. — Она поискала сигарету. После вежливой паузы Шон поднял новую тему: как управляться с Вейнтраубом и его идеями.
Энджела опять ушла в себя. Она курила сигарету за сигаретой, предоставив Шону почти все время говорить самому. Только когда они пересекли Шеннон, она снова принялась болтать: о подарках, которые им предстояло накупить, о сувенирах, о тех сюрпризах и занятных вещах, какие они устроят после возвращения домой.
Когда они ехали по сырым серым улочкам Лимерика, Шон взглянул на часы и заметил, что становится поздно. Он повел машину быстрее, более сосредоточенно.
Ему хотелось попасть в Кашель засветло.
Тащить оборудование на крутой холм пришлось на себе. Это заняло почти половину утра. Мужчины нагрузились камерой с аксессуарами; Энджела с Джейни поделили между собой еду и пиво.
К десяти часам облака отступили, и они обнаружили, что день, на их счастье, выдался ясный и солнечный.
В два часа сделали перерыв на обед.
К четырем съемка завершилась.
Потом Шон решил в последний раз снять каменный крест — уж очень хорошо было освещение. Пока выстраивали план, Энджела сидела на оползающей куче каменных обломков и перечитывала свои записи. Она чувствовала усталость, однако сейчас это ощущение не было неприятным. Она оглянулась на возившихся с камерой ребят, потом выпрямилась.
Установив выдержку 1/16, она встала, но слишком быстро. Земля под ногами закачалась, в глаза волной плеснула тьма.
— Энджела? — Джейни, озабоченно наблюдавшая за ней. Она остановилась, подняла упавшую камеру и подала Энджеле. — Что случилось?
Энджела поспешно села на кучу камней.
— Голова вдруг закружилась, — сказала она. И почувствовала, что ушибла лодыжку.
Джейни кивнула на камеру, лежавшую у Энджелы на коленях.
— Надеюсь, она не разбилась.
Энджела осмотрела ее. Объектив треснул.
— Извини, Эндж. — Робин. Он показывал в ее сторону. — Тебе придется пересесть. Попадаешь в кадр.
— Она могла бы быть туристкой, — предложил Шон.
Продолжая проклинать собственную неловкость, Энджела переместилась к соседнему валуну. Подбежал ассистент Робина с концом рулетки в руке, взгромоздился на ту кучу камней, где она только что сидела и прижал металлический кончик к каменной колонне креста, балансируя на камнях в позе балетного танцовщика. Энджела уставилась на его грязные теннисные туфли.
Раздался голос Робина:
— Тридцать два.
Парнишка спрыгнул вниз, сбросив с груды обломков несколько камней. Один из них скатился по короткому спуску вниз, туда, где сидела Энджела, и остановился возле ее ноги. Она протянула руку и взяла его, намереваясь забросить обратно. Но что-то в нем привлекло ее внимание. Она рассмотрела камень поближе. Занятно. У него было лицо: беловатое, круглое, как маленький апельсин, с двумя небольшими выпуклостями, похожими на вытаращенные глазенки, и небольшой ямкой вместо округленного изумленным «О» рта. Или это была усмешка? Энджела ощупала камень. Поверхность оказалась гладкой, как мрамор или полированная кость. Она повертела его в руках, пытаясь определить, что такое эта рожица: игра природы или дело рук человека. Тут ее осенило. А почему бы и нет? Лучше, чем фотография. Она задумчиво взвесила камень на руке.
Нетерпеливый голос Шона:
— Кто-нибудь будет записывать?
Энджела кинула камень в сумку и потянулась за блокнотом.
Понедельник они провели в Дублине, сдавая взятое напрокат оборудование, занимаясь отправкой пленки и оплачивая счета. Лили с ассистентом Робина, прихватив последние записи Энджелы, вернулись в Лондон. Вечером, на прощальном обеде в закусочной, где играла на ложках похожая на Бо Дерек девушка, они простились с Диллоном, Джейни и Робином. Молчаливая и мрачная Энджела ковыряла рагу с чесночным соусом. Она так и не нашла минуты, которая показалась бы ей подходящей для того, чтобы объявить Шону новость. И чем больше Энджела откладывала, тем больше ее это угнетало. Теперь она чувствовала: сомневаться нечего, она беременна.