Сувенир

— Шон? — Голос Энджелы, далекий, слабый, испуганный. — Шон! Где ты?

Ее голос словно бы наэлектризовал это создание.

Не обращая внимания на грозное (если оно было грозным) лезвие топора, оно прыгнуло прямо на Шона, вытянув вперед когтистые лапы, широко разинув клыкастую пасть.

Шон яростно, отчаянно взмахнул топором, вложив в удар все силы.

Ощущение было таким, будто он ударил по мореному дубу. Однако Шон услышал, что топор попал в цель, почувствовал, как лезвие погрузилось в некую субстанцию.

Тварь не издала ни единого звука, лишь судорожно вырвалась от Шона. Она развернулась и одним исполинским скачком перемахнула перегородку стойла. Почти сразу же последовал сильный треск раздираемого, разлетающегося в щепки дерева, а за ним — крик ужаса, который издала Энджела. Потом все стихло, слышался только шум ветра.

Сарай залил свет.

В дверях, положив руку на выключатель, стояла Энджела с расширившимися от ужаса глазами. Она вслед за Шоном перевела взгляд на зазубренный зев дыры, проломленной в деревянной боковой стене сарая.

— Что, скажи на милость… — начала она и беззвучно ахнула, заметив на горле у Шона налитые кровью вспухшие следы. — Боже мой, Шон, что случилось?

Она кинулась ко входу в стойло, но остановилась, как вкопанная и пронзительно вскрикнула, пошатнувшись и хватаясь за столбик ворот, чтобы не упасть. Ее взгляд был устремлен под ноги Шону.

Прямо перед ним, на полу, лежало это. Мертвенно-бледное, покрытое чем-то вроде мелких чешуек. Отрубленное выше локтя. Но Энджелу заставило взвизгнуть не только то, что эта рука была здесь, и не то, что она заканчивалась похожей на когтистую птичью лапу кистью с четырьмя громадными скрюченными пальцами. Причина была в том, что эта конечность еще казалась живой: мелко подрагивая, она судорожными толчками сжимала и разжимала пальцы, пытаясь по-паучьи преодолеть земляной пол сарая и спастись в клочок тени под поленницей. Шон ошеломленно уставился на мерзкую ползучую штуковину, но лишь на секунду. Потом его лицо снова исказила сильная судорога отвращения и ненависти. Он опять занес топор и обрушил вниз, потом еще и еще, кромсая извивающийся кошмар, превращая его в мясистые клочья. Но омерзительная раздробленная кисть все ползла и ползла, пока в тот самый миг, когда она достигла границы тени, куда явно стремилась, над ней не закурились струйки не то дыма, не то пара. Такая же судьба постигла комья и ошметки, некогда бывшие ее продолжением. Затем под остановившимися взглядами оцепеневших от ужаса Шона и Энджелы рука начала чернеть и сморщиваться. Скрюченные пальцы сворачивались в тугой шарик, съеживаясь, становясь все меньше и меньше, а их чернеющая субстанция запузырилась, разжижаясь, и наконец растеклась маленькими лужицами чего-то, похожего на смолистую слизь.

Они забрались в машину Шона и поехали. До самого шоссе оба не проронили ни слова.

Доехав до столовой, которая работала всю ночь, они тяжело опустились на стулья в угловой кабинке.

— Куда ты хочешь ехать? — измученно спросил Шон.

Энджела повернула голову и беспомощно посмотрела на него. Свитер Шона был порван, шея и руки превратились в сплошную рваную рану. На лбу красовался внушавший опасения кровоподтек.

— Куда угодно. Как можно дальше.

— Он может последовать за нами. Нашел же он дорогу в Уолтхэм. — Шон со страхом вгляделся в темноту за окнами закусочной. — Позавчера он шел за мной. В Бостоне. В тумане я принял его за играющего в какую-то игру ребенка. Думаю, тогда меня тоже спас свет.

— Свет? Ты думаешь, это свет заставил его убежать?

Шон кивнул.

— Ты же видела, что стало с его рукой.

Теперь Энджела смотрела на него напряженно, в упор.

— Из-за света? Тогда что же это было… вампир, что ли?

Шон, безучастно глядевший в стол, изумленно покачал головой.

— Не знаю. Но поглядеть, как он реагирует на свет, так… — Голос Шона замер — заканчивать фразу не хотелось.

— Шон? Ты ведь знаешь. Скажи мне. Ты должен. — Энджела заглядывала мужу в глаза, вытягивая из него слова.

— Я думаю, это могло быть то, о чем мне рассказывал доктор Маккей.

— Доктор Маккей? — Теперь к ужасу примешалось удивление.

— Тогда я думал, что все это чушь собачья. Мне казалось, что и он думает так же. — Шон недоверчиво покрутил головой. — Но, чем бы ни была эта тварь, воображаемой ее не назовешь. Она была настоящей и вещественной, как… как саблезубый тигр.

Он умолк, не желая продолжать. Но Энджела все еще не сводила с него внимательных глаз. Наконец, Шон тихо проговорил:

— Он назвал их «богганы».

— Их?

Он кивнул.

— Они — часть кельтского фольклора. Маккей сказал, что считается, будто они… ну… меняют в течение дня свое обличье. Чтобы защититься от яркого света.

Тогда Энджела поняла. Этого-то она и боялась. Сбылись ее самые худшие кошмары. Она опустила голову и посмотрела себе в колени, на крепко стиснутые руки.

— Ты хочешь сказать, что они превращаются в камни. — Голос Энджелы был едва слышен. — Ты ведь это пытаешься сказать, правда? Они оборачиваются камнями.

Шон угрюмо кивнул.

Минуту они просидели молча. Подошла официантка. Шон пробормотал: два кофе, и она опять удалилась.