Сувенир из Камбоджи

– И так мне с ним хорошо, спокойно. Никто не орет, никто дурой не называет, никто не шпыняет, никто злость на мне не срывает. Я даже удивилась: есть же, думаю, на свете нормальные мужчины. Потому что Антоша мой не один такой, все вокруг так со своими женами обращаются. Некоторые жены, конечно, отвечают в таком же духе, а я как-то не привыкла… Н у, короче, потом еще раз в театр, потом в кафе, потом уж он к себе пригласил. Я и пошла. И тоже так все хорошо, он ласковый, нежный… – В голосе Алены прозвучали слезы. – Нехорошо, конечно, мужу изменять, но я думаю, кому от этого плохо? У Антона ведь полно девок перебывало за то время, что мы женаты. Он-то думает, что я ничего не замечала…

– И чем все закончилось? Ольга-то как тут замешалась? – Лола решила поторопить этот вечер воспоминаний.

– Случайно мы с ней столкнулись, когда в Дом кино ходили. Главное – вот уж кого не ожидала там встретить! Она в кино только на комедии дурацкие ходит или на боевики.

– Это она вас нарочно выследила, – со знанием дела заметила Лола.

– Ну, пришлось их познакомить… И как я сразу не поняла, что она на него глаз положила?

– Доверчивая ты очень, так нельзя, – ввернула Лола.

– Скажи лучше – глупая! Еще обрадовалась тогда: если кто увидит, так у меня отмазка хорошая, не одни же мы, а с подругой. В общем, несколько месяцев роман наш тянулся. А потом приходит как-то Антон домой злющий – да раз мне по морде! Ты, говорит, такая-сякая, совсем ума лишилась? Спишь с моим подчиненным, это же надо придумать! Знал, орет, что жена у меня полная дура, но не думал, что до такой степени! Я, конечно, держусь твердо – знать ничего не знаю, ни с кем ничего и никогда.

– Правильно! – горячо сказала Лола.

– Тогда он мне фотки на стол. А там мы с Максимом. В кафе сидим, смеемся, в машину я к нему сажусь, и на улице он меня обнимает.

– А в постели тоже есть? – ахнула Лола.

– Нет, этого не было, а то я бы со стыда сгорела… Антон тогда и говорит, что я идиотка и Максим тоже. У него, говорит, хобби такое, с женами начальников спать, чтобы те, значит, ему помогли по службе продвинуться. Только с Антоном, мол, такой номер не пройдет, потому что он сразу же Максима уволит. И еще много слов сказал, которые повторять не хочется.

– И ты поверила?

– Нет, конечно. Позвонила я Максиму, так, мол, и так, говорю, вот какое дело. А он тоже злой такой, это, говорит, ты так развлекаешься? Меня к своей коллекции решила приобщить, скучно, говорит, богатенькой дамочке, от полного безделья мужиков завлекает. Кто, говорит, на фитнес, а ты…

– Скотина какая! – не выдержала Лола. – А ты что?

– Ну, обида меня взяла, конечно, тем более что ни о какой коллекции и речи не шло! Вот не поверишь, но первый раз мужу изменила! Меня бабушка воспитывала, наверно, поэтому к некоторым вещам серьезно отношусь. И говорю ему так спокойно. Понятия, мол, не имею, о какой коллекции ты речь ведешь, но вижу, что нормального разговора у нас не получается. Посему простимся прямо сейчас. Извини, что неприятности у тебя служебные, но я ведь не скрывала, чья жена, ты знал, на что шел, и силой тебя никто не тащил.

– А он что? – жадно спросила Лола.

– А я не стала больше его слушать, трубку повесила. Уж его неприятности по сравнению с моими – ничто!

– Тем более что нет у него никаких неприятностей, – уточнила Лола. – С работы его твой муж не увольнял, выглядит неплохо, с Ольгой в «Дезире» обедает.

– Одна я кругом в дураках, – подытожила Алена.

– Терпи, доктор Мовсесян тебя больше недели в клинике не продержит, а уже три дня прошло, – сказала Лола на прощание.

– Ты откуда знаешь? – удивилась Алена, но Лола уже отключилась.

* * *

Поселок Земляничное оказался типичным унылым и незначительным поселением районного подчинения. В центре его располагались без какого-то порядка и плана несколько пятиэтажных хрущевских домов, окруженных чахлыми палисадниками и огородами. На первых этажах этих домов располагались несколько магазинчиков, пустующая парикмахерская и почтовое отделение, верхние же этажи были богато декорированы разноцветным сохнущим бельем. По сторонам от этого очага цивилизации тянулись две или три улочки, застроенные неказистыми деревенскими домами одинакового уныло-зеленого цвета.

Судя по данным ГИБДД, владелица неуловимого голубого пикапа обитала на одной из этих улочек, а именно на улице Иммануила Канта. Маркиз, конечно, удивился тому, что улица в заштатном поселке названа именем выдающегося немецкого философа, но вскоре этот факт нашел вполне прозаическое объяснение: на одном из домов висела мемориальная доска, из которой Леня узнал, что улица названа вовсе не в честь родоначальника классической немецкой философии, а в честь первого председателя поселкового совета, героически погибшего при тушении пожара на макаронной фабрике.

Мемориальная доска на доме была, но номера дома не имелось, как не имелось номеров и на всех остальных домах по улице Иммануила Канта, поэтому, чтобы найти жилище Степаниды Прокофьевны, Лене пришлось обратиться к немолодой женщине, которая шла по улице с тяжелой, громко бренчащей сумкой.