Суверен (ЛП)

Люций встал и подошел к камину. Мышцы его спины облегала мягкая ткань рубашки, когда он наклонился и потянулся к поленьям. Вскоре он развел огонь и допил напиток.

Забрал у меня бокал и сделал еще два мятных джулепа. Погасив свет, сел ближе ко мне, когда огонь вспыхнул оранжевым, избавляя нас от влаги в липком воздухе. Голова плыла, но я наслаждалась утихающей болью в сердце. Казалось, что притупление чувств — единственный способ объективно взглянуть на завоевание Софии Сином. Это была уловка. Должна была быть. Он любил меня. Я видела это в его глазах, чувствовала в прикосновениях.

Вскоре Люций сделал мне еще один напиток и обнял. Мы не разговаривали, просто смотрели на огонь и слушали, как проходит очередная гроза с раскатами грома где-то вдали. Я чувствовала удовлетворение, насколько позволяли мне данные обстоятельства.

В будущем все еще царила неопределенность, но у меня имелся козырь — предложение Кэла.

— Знаешь, — я прижалась к Люцию, наслаждаясь знакомым запахом сандалового дерева. — Кэл сделал мне предложение.

Люций напрягся.

— Какое предложение?

Я хихикнула, смешок прозвучал чужим для меня самой, особенно потому, что то, что я собиралась сказать, ни в коей мере не смешило меня. Я поморгала, чтобы прояснить плывущие мысли, но это не сработало, а только ухудшило ситуацию.

— Стелла. — Он схватил меня за травмированное плечо, и я вскрикнула.

Меня тут же отпустили.

— Черт, извини. Я забыл. Что говорил Кэл?

— Он сказал, что все, что мне нужно сделать, это отдаться ему до конца контрактного года, и Син победит.

Люций допил свой напиток и стукнул бокалом о столик.

— Допивай.

Мой бокал был наполовину полон, а веки все тяжелели.

— Не думаю, что должна.

— Пей, Стелла. — Его голос был назойливым шумом, а мне хотелось покоя.

— Хорошо. — Я осушила бокал, едва ощутив вкус. Люций забрал его, поставил рядом со своим и повернулся ко мне лицом.

— Рассказывай, что конкретно предлагал Кэл. Не упускай детали. — Его светлые глаза были близко, лоб прорезала морщина, когда он сосредоточился на мне.

— Я и рассказала. Он говорил, что хочет полного послушания. Сказал, что Син должен согласиться отдать меня ему, и тогда он победит. — Я попыталась заставить свой рот перестать двигаться, перестать выдавать секреты, но дамбу прорвало и меня смыло. Почему мне становится легче, когда я выговариваюсь кому-то?

— Полного послушания?

— Он хочет причинить мне боль. — Я вздрогнула, мое тело дрожало, как будто новый раскат грома прозвучал над головой. — И это спасет Тедди.

Его челюсти сжались, и он прижал руку к моей щеке.

— Это не поможет.

Я наклонилась к нему, внезапно отчаянно захотев прикосновений, нежных, а не жестоких.

— Я собиралась рассказать Сину, но он сбежал от меня. Уехал к ней. — Я ненавидела печаль в моем сердце, которая теперь пронзила и голос.

Люций прижал ладонь к другой моей щеке и поцеловал меня. Я попыталась увернуться, но он крепко меня держал. Его губы были мягкими, а поцелуй — нежным, похожим на ласку, но он не пытался что-то у меня отобрать. Люций облизывал мои губы, спрашивая разрешения, а не принуждая. Я открыла рот, когда он углубил поцелуй, его язык прорвался в мой рот, когда он обнял меня одной рукой и прижал ближе.

Я провела руками по его плечам, а затем — пальцами по волосам. Он застонал мне в рот, когда я слегка потянула. Его язык коснулся моего, когда он поднял меня так, чтобы я оседлала его. Эмоции пронеслись сквозь меня — среди них желание, вина и гнев. Я не любила Люция. Мое сердце принадлежало его брату, и этого не изменить.

Я отодвинулась, прервав поцелуй и глубоко вдохнув, когда он перекинулся на мою шею.

— Я не могу.

Люций сжал мою задницу и прижал меня к своему члену, движение вызвало в моем теле покалывание и жар.

— Можешь. — Люций провел зубами по моему горлу. Схватив край рубашки, он потянул ткань, пока я не подняла руки. Он стянул ее через голову и бросил на пол.

— Нет. — Я запротестовала, когда он обнял меня и повернулся, укладывая меня на спину.

— Да. Прекрати этому сопротивляться. — Люций устроился между моих бедер, задрал бюстгальтер над грудью и всосал сосок в рот. Я застонала и выгнулась над диваном, хватаясь за кожаное изголовье, пока он кусал и лизал.

Он вернулся к моему рту, его поцелуй перестал быть нежным, когда он вцепился мне в бедра пальцами. Кожа потрескивала, словно огонь в камине, и я сдалась, позволив его рукам бродить по моему телу, пока его рот обрушивался на мой.

Словно почувствовав мою капитуляцию, Люций схватил мои запястья и прижал их над головой. Его поцелуй опьянил меня больше, чем мятный джулеп, и я жаждала контакта, близости, тепла, которое он предлагал. Но я не хотела этого от него. Могла ли я вообще принять это? Точно так же, как Син принимал тепло Софии?