Суверен

Он распахнул дверь, оттолкнул Рене и ворвался в комнату.

— О, Господи Боже. Что они с тобой сделали?

Тедди опустился на кровать рядом со мной, его добрые глаза смотрели на мое лицо, шею и руки. Слезы текли по моим щекам, даже когда я попыталась остановить их, чтобы не заразить его страданием.

— Пожалуйста, уходи. — Я больше ничего не видела, глаза были бесполезны.

— Боже, Стелла, — его голос сломался, когда он нежно коснулся моей щеки. — Это сделали они. Зачем?

— Неважно, зачем. Все позади. — Рене заговорила с моей стороны. — Тебе нужно уйти, Тедди. Ей необходим отдых, чтобы она могла поправиться.

— Да черта с два! — гнев в его голосе напомнил мне о Сине. Он взял мою руку в свою, теплую и мягкую. — Ты не скажешь мне, так ведь?

Я промолчала, не желая давать ему никакой информации, которую он мог использовать, чтобы обвинить себя.

— Не важно. Я поквитаюсь с ними ради тебя. Не знаю, как, но они заплатят за это. Син заплатит за то, что позволил этому случиться с тобой.

— Нет. — Я сжала руку Тедди. — Это не его вина.

— Чушь собачья. Он притащил тебя сюда. Я видел, как он относился к тебе, и знаю, что он заставляет тебя это делать. Ему не стоило выбирать тебя. — Он крепко сжимал мою ладонь, пока та не заболела. — Вероятно, сам и вызвался. Он так сильно хочет быть Сувереном, что ему все равно, кому причинять боль.

— Неправда. Это не его вина. — Я выталкивала из себя каждое слово, боль в горле усилилась.

— Не защищай его. Он не сожалеет ни о чем. Я обогнал его по пути сюда. Он ехал в кабриолете с Софией Оукмэн, и они оба улыбались. Меня от них тошнит.

— Тедди, хватит. — Голос Рене прозвучал грозно, но я услышала в нем дрожь. — С нее достаточно. Пожалуйста, уходи.

Он отпустил мою руку и похлопал по ней.

— Скоро вернусь, чтобы проверить тебя. — Тедди поднялся с кровати, двинувшись к двери. — Я сожалею об этом.

Я не могла ответить. Не могла сказать, что все в порядке или объяснить. Дверь закрылась, и Рене села на кровать рядом со мной.

— Это правда? Он с Софией?

Рене вздохнула и разгладила одеяло на моих ногах.

— Да.

Ее сдержанность говорила, что она знает больше. Рене всегда знала больше.

Хватит с меня неведения, когда то, что осталось от меня, начинает дрожать и разрушаться.

— Скажи мне.

— По-моему, тебе стоит отдохнуть…

— Скажи мне! — Я ощутила привкус меди во рту, и горло взялось огнем.

— Я… я слышала, как они разговаривали. Они уезжают в аэропорт. — Рене убрала волосы с моего лица и положила компресс на щеку. — Они уедут на два месяца. Ей нужно проверить какой-то семейный бизнес Оукмэна в Париже в течение двух недель, и они намерены провести остальное время в Каннах.

Смех попытался вырваться из моих легких. Не удалось. Вместо этого он превратился в задушенный звук, который больше походил на рыдание. Синклер провел меня через этот дом кошмаров, а затем уехал в отпуск с дочерью того, кто был архитектором всего ужаса.

— Уверена, что он делает только то, что во благо.

— Во благо? Да уж. — Я была рада, что не могла видеть ее лицо, потому что, возможно, попыталась бы выцарапать ей глаза.

— Ты должна понять. У них свои традиции, свой путь. Я не сомневаюсь, что София играет с властью. Так они живут. Подумай, что это может значить для семьи, если они…

— Убирайся. — Я не буду слушать подобное еще и от нее. Стратегия, ложь и обман были качествами Сина, но не Рене.

— Я не закончила с твоим…

— Уйди!

— Пожалуйста. — Она опустила руку. — Я не хотела тебя обидеть. Только объяснить. Я просто хочу помочь.

Никто не мог помочь мне или кому-либо, кто попал в это проклятое состязание. Но Рене обладала некой информацией. Я сделаю что угодно, если это будет означать, что она откроет ее мне.

— Скажи мне… — я сглотнула, горло щелкнуло и сжалось от усилия. — … что на последнем суде. Или убирайся.

Женщина молчала, казалось, несколько минут. И наконец-то заговорила.

— Каждый год что-то разное. Что-то всегда новое.

— Уходи. — Мой голос перешел на шепот.

Она поднялась, но нерешительно осталась стоять рядом с кроватью. Я чувствовала, как она заламывает руки.

— Есть тема, которая не меняется. Любовь.

— Любовь? — Слову не было места среди этих людей. Оно было бессмысленным.

— Да.

— Что случилось в твоем году?

— В моем году… — она прочистила горло. — В моем году меня заставили выбирать из двух любимых мною, кому я буду вынуждена причинить боль. Это все, что я скажу. Я не могу переживать это снова, даже ради тебя.

— Рене, пожалуйста.

— Нет. Это тебе не поможет. А только причинит боль мне. Я уже рассказала все, что тебе нужно знать. Что ты любишь? То они у тебя и заберут. — Ее юбка зашуршала, когда Рене обошла мою кровать и вышла через дверь, тихо закрыв ее за собой.

Они уже так много отняли. Что еще осталось? Что я любила?

Глава 16

Стелла.

Я медленно шла на поправку. Сначала зажили синяки, потом пальцы. Сломанное ребро и рука болели дольше, хотя гипс сняли. Боль исчезала по мере того, как я отдалялась от суда, но ночные кошмары никуда не делись.