Суворов

В ней Суворов ссылался на примеры прошлых боев и доказывал, что вместо малоподвижных, «тяжелых» многотысячных каре следует применять выстроенные в шахматном порядке батальонные каре, способные поддерживать друг друга перекрестным ружейным и пушечным огнем. Позади каре должна идти кавалерия, которая после удара пехоты («наступление, ярость, ужас. Изгнать слово ретирада») «тотчас через интервалы между каре рубит бегущих без пощады, не дает им времени опомниться или соединиться… Мы однажды преследовали 30 верст… После того как кавалерия хорошо порубила, [она] немного останавливается и перестраивает свои эскадроны. Гусары и другая легкая конница проходят через нее вперед, рубят остатки и дают пощаду… Надо уметь бить, а не царапать… не развлекаться мелкими стычками, наносить сильные удары, проходить массами через дефиле, атаковать стремительно, бить с быстротой». Александр Васильевич даже вычертил квадраты, изображающие каре, из которых во все стороны исходили тонкие лучики «крестных огней», и поместил позади пехотных каре прямоугольники, обозначающие конницу.

Принц Кобургский был на семь лет моложе Суворова, но чин генерала от кавалерии получил раньше и, следовательно, считался старшим. Однако несокрушимая воля соседа, а главное, его боевая репутация, умение побеждать с малыми силами численно превосходящего противника заставляли принца и его окружение прислушиваться к советам русского генерала.

Шестого июня Репнин донес Потемкину: «Несказанно мне прискорбно, что я не могу по сих пор исполнить повеления Вашей Светлости в отыскании нужных людей для получения известий о неприятеле… Писал я и к Александру Васильевичу, чтобы он приискал между своими арнаутами, нет ли охотников и способных к посылке за известиями… Беспрестанные дожди сделали грязь и затруднение в подвозах, однако уповаю по нынешнему годовому времени, что долго сие протянуться не может, а между тем, слава Богу, при полках еще на три недели хлеба есть».

Суворов действовал энергичнее своего начальника. 10 июня он донес о скоплении турок в нижней части Дуная, где ожидался сам визирь. Спустя неделю последовало новое сообщение: «Шпионы мои не возвращаются и паки посылаю. Разъезды мои за Серетом переговаривают с крестьянами, те объявляют о числе турецких войск почти сходно с иными показаниями. Слышно, что они хотят покушаться на австрийцев и на нас, когда сбудет вода из Серета». Через пять дней Суворов уточнил: «Лагерь турецкий, расположенный у Фокшан… против прежнего количества удвоился». Участились стычки передовых постов с партиями противника. Но обстановка оставалась неясной.

Показательно письмо Суворова Репнину от 9 июля.

«Желал бы и я, и тако ж говорю с полным чистосердечием, чтоб Ваше Сиятельство нашего общего начальника (Потемкина) теми военными подробностьми, что подвержены ежечасным местным переменам, по наклонению обстоятельств, без-покоить не изволили. В сих последних и в течение времени мы были согласны по правилам службы и моей к вам преданности… Форпост, где я был, близ 30 в[ерст]… от самого Берлада… от войск в[ерст] 16. Казачий п[икет] версты 2 ближе. Сей форпост тож самовремянное мое место и приличен для обозрения турецких лагерей». Он не отсиживался в базовом лагере в Бер-ладе, а находился на форпостах, чтобы лично оценивать меняющуюся обстановку и принимать соответствующие решения. Большим подспорьем для Суворова стал приказ главнокомандующего, чтобы «отнюдь перед собой не терпеть скопляющегося неприятеля и тотчас с помощию Божиею его атаковать».

Репнин сообщал Потемкину 15 июля: «Из рапорта моего с приложением сообщения от меня к Александр Василиевичу Суворову, сим утром отправленного, изволите увидеть, что я против воли и желания принужден был сделать. Но здесь не идет дело о занятии Фокшан, а о удержании Принца Кобурга, чтобы он назад не ушел, чрез что бы опровергнулась вся здешняя связь и со всем открылся наш зад».

Обнаружив большое скопление неприятеля, принц уведомил решительного соседа, что без его поддержки не сможет противостоять туркам. Сославшись на приказ Потемкина, Суворов добился у Репнина разрешения поддержать союзников. 16-го он выступил в поход, оставив для «прикрытия здешней дирекции» четверть своих и без того небольших сил. Имея восемь тысяч пехоты и конницы, он шел с полной уверенностью в успехе, обещая Репнину «с помощию Божиею кончить дело» и вернуться «в свои пункты». Пройдя по кратчайшей, но трудной дороге полсотни верст за 28 часов, корпус Суворова соединился с австрийцами. Их общие силы насчитывали не более 25 тысяч человек, а противостояли им 30 тысяч турок под командованием Осман-паши.