Серьезной виной полковник считал проникновение в армию «подлых» черт крепостных крестьян. «Хотя рядовому с крестьянами, кроме тех, которые из них в пьяных и иных мотовских подлых, грубых и беспокойных поступках обращаются, на квартирах сообщение иметь не воспрещается, но совсем военным правилам противно, что к их виду, образу, ухваткам, рассуждению и речам хотя мало солдату привыкать. Однако при том обходится с ними (крестьянами) ласково и ни в чем их ни словом, ни делом не обижать, за что по вине не допуская до штаба (солдат) наказывать, а буде какие жалобы в штаб произойдут, за те ротной командир сам ответствовать должен».
«Бешеная драка» временами была необходима для исправления запущенных солдат, но указывала на виновность их командиров. «Если из унтер-офицеров или капралов кто в поступках испортится, так что трудно будет его поправить, — наставлял Суворов, — о таком (ротный) представляет полковому командиру: оный по обстоятельству лишен будет своего начальнического чина. Старшего сержанта… если провинится, то капитан его ставит под ружье. А если старший сержант испортится и ослабеет, то по представлению капитанскому, что его должности править не может, от полкового командира лишен будет сего чина».
Полковник понимал, что «ослабленный» пьянством мог быть или приведен в чувство увещеваниями, угрозами и побоями, или остаться пропащим для своей должности человеком. Тут от командиров требовалось терпение. До полковника и даже до капитана, по буквальному смыслу «Полкового учреждения», должны были доходить рапорты только о том, что нижестоящие чины сами не смогли исправить: ведь упоминание о плохом поведении в рапорте было позором и формой наказания. Старший сержант «исправлял» поведение командовавших капральствами унтер-офицеров, капралов и ефрейторов, «не допуская до ротного командира», но лично делая им выговор.
В наказаниях солдат Суворов приказывал учитывать мотив проступка и разбираться, следует ли вообще взыскивать на рядовом. Сломал солдат оружие так, что самому починить невозможно, и «если это учинено от небрежения, то капрал рядового неослабно наказывает». А сломанную фузею или тесак немедля заменяет у каптенармуса.
«ДУША МАТЕРОГО ТЕЛА»
В обучении солдат о наказаниях вообще речи не шло и правильная работа полковой машины бития не требовала: наказания и взыскания всех форм свидетельствовали о том, что что-то идет наперекосяк. Между тем в процветании одушевленного тела, каким Суворову представлялся полк, был заинтересован каждый военный, желающий получать от своей почетной службы истинное наслаждение. Эту нравственную награду Александр Васильевич считал главным, что человек может найти в армии.
«Всякой служащей в полку в военном чине рассудить может:
Плохое исполнение обязанностей командиром — беда, а сбой в подразделении — угроза целостности полка: «Твердость полка разрушится, и будет оно как грубое тело без души. От чего в службе при таком полку в военном звании столь почтенном можно ли вкушать истинную сладость? Не надлежит мыслить, что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но единственно смешанное с ней военное искусство. Чего ради не должно ли печься единожды в нем полученное знание не только содержать в незабвенной памяти, но к тому ежедневными опытами нечто присовокуплять?!»
Суздальский мушкетерский полк под командой Суворова стал образцовым источником «истинной сладости». «Не можно, — восклицал полковник по поводу отличия, учиненного полку императрицей, — забыть высочайшую монаршую милость, которой сей полк недавно удостоен был! Отличность, какою не один полк по прошествии многих лет славиться не может: всем прочим в образец! Но всегда о том вспоминая, содержать себя во всегдашней исправности, наблюдать свою должность в тонкость, жертвовать мнимым леностным успокоением истинному успокоению духа, состоящем в трудолюбивой охоте к военной службе, и заслужить тем себе бессмертную славу».
Глава 4.
ОДУШЕВЛЕННЫЙ ОРГАНИЗМ»
РУССКИЙ ПОЛК