Суворов

Василий Иванович Суворов, давно уже выдавший обеих дочек замуж, опасался, как бы его род не угас по мужской линии. Сам он женился рано и теперь беспокоился за сына, которому исполнилось ни много ни мало сорок четыре года. Воспитавший своего первенца в строгих понятиях христианской морали, Суворов-старший сам подыскал для него невесту — дочь отставного генерал-аншефа князя Ивана Андреевича Прозоровского — и, употребляя родительскую власть, звал теперь сына к себе.

2

Красавица русского типа, полная, статная, румяная, но с умом ограниченным, получившая старинное воспитание, которое исключало для девиц всякие знания, кроме умения читать и писать, она была молода, избалованна, к тому же принадлежала к высшей московской знати. Мать ее происходила из рода Голицыных, родня — Куракины, Татищевы, Панины. Одну ее тетку выдали замуж за графа П. А. Румянцева, а другая вышла за князя Н. В. Репнина. Она была дочерью ветреного екатерининского века, не чуждалась, как утверждал впоследствии Суворов, противного полу и в девках, тем более что к моменту женитьбы ей шел уже двадцать четвертый год. Трудно представить себе пару более неподходящую, чем княжна Варвара Ивановна и Суворов.

Ей, способной оценить будущего мужа лишь по его наружности, Суворов никак не мог понравиться — сутуловатый, прихрамывающий, маленького роста, с подвижным, но морщинистым лицом, высоко поднятыми бровями и неправильным носом, с редкими, ставшими скоро седыми волосами. Ни с внешней, ни с внутренней стороны между ними не было ничего общего. Он — человек глубокого ума, один из образованнейших русских людей своего времени, поразительно начитанный; она — обучавшаяся по часослову. Он — бережливый, иногда до скупости, заклятый враг роскоши; она — не знающая цены деньгам, склонная к мотовству, унаследованному от отца, не привыкшая себе ни в чем отказывать. Он — человек набожный, строго и серьезно относящийся к своим брачным обязанностям; она — по своей легкомысленности кокетливая в мужском обществе, впоследствии будет давать повод к ссорам. Вдобавок оба горячи и вспыльчивы.

Противоречие заложено изначала. Суворов этого не понимал, а его невеста над этим не задумывалась. Что могло побудить княжну Прозоровскую ответить согласием на предложение сорокачетырехлетнего генерала? Прежде всего одно обстоятельство: Варвара Ивановна была небогата. Отец ее, Иван Андреевич Прозоровский, любил жить на широкую ногу, беззаботно, хлебосольно и в результате совершенно промотался. Невеста получила в приданое каких-нибудь пять-шесть тысяч рублей, да еще вопрос, дали ли эти деньги обедневшие Прозоровские или богатые Голицыны. Между тем отец Суворова имел уже около двух тысяч крепостных «мужска полу», не считая денег и прочей собственности.

Кроме того, за сыном было весьма недурное «приданое» — Орехово, Ландскрона, Столовичи, Туртукай, Гирсово. Дворянская знать, высоко чтившая военную службу, не могла не оценить заслуг боевого генерала.

До Петра I вступающим в брак не дозволялось видеться раньше свадьбы. Петр издал указ, которым, к великой радости молодых, повелевалось, дабы венчание совершалось не ранее шести недель после первого свидания жениха с невестою и притом не иначе как после гласно заявленного согласия на брак. Впрочем, Суворов-младший до самой кончины отца оставался примерным сыном и не прекословил его выбору, как и Варвара Ивановна своему отцу.

Суворов женился с той же стремительностью, какая характеризовала все его поступки: 18 декабря 1773 года состоялась помолвка, 22-го — обручение, а 16 января 1774 года — свадьба. Брак этот вызвал толки и пересуды у родственников Варвары Ивановны. Чванные московские баре, собираясь у княгини Александры Ивановны Куракиной, сестры известных графов Никиты и Петра Паниных, в ее роскошном доме на Мясницкой, близ церкви Архангела Гавриила (на месте теперешнего почтамта на улице Кирова), и в огромном особняке Петра Алексеевича Татищева у Красных ворот, ругали Суворова выскочкой, севшим не в свои сани, вороною, залетевшей в высокие хоромы, вспоминали о его чудачествах и заранее жалели Варвару Ивановну. С неодобрением встретили известие и другие родичи княжны; особенно недовольны были желчный Репнин и граф Петр Панин.

На брачный союз Суворов смотрел как на обязанность каждого: «Меня родил отец, и я должен родить, чтобы отблагодарить отца за рождение». «Богу неугодно, — говорил он, — что не множатся люди». Полководец не терпел не только распутства, но даже словесной скабрезности, позволяя себе соленое слово только в условиях боя, чтобы приободрить солдат. Чистота его граничила с целомудрием и сама по себе казалась чудачеством распущенным екатерининским вельможам.