Глаза ее были сухи, в них светилась твердая решимость.
Было уже около трех часов пополудни, когда турки менее чем на версту подошли к крепости, а передовые части под прикрытием берега шагов на 200 приблизились к стенам, тогда Суворов дал знак.
Раздался залп всех орудий. Первая линия быстро двинулась из крепости. Два полка казаков и два эскадрона регулярной кавалерии, стоявшие на другой стороне Кинбурна, обогнули крепость со стороны Черного моря и бросились в атаку на турецкий авангард. В одно мгновение весь авангард был уничтожен, а пехота тем временем гнала турок к ложементам.
Несмотря на губительный огонь 600 орудий неприятельской флотилии, Рок успел уже взять 10 ложементов.
Далее коса суживалась, двигаться было трудно. Турецкий паша, чтобы поднять в своих войсках храбрость, приказал высадившим их судам уйти далеко от берега. Туркам оставалось либо сражаться, либо гибнуть в море, и они в исступлении отчаяния бросились на русских. Сновавшие в турецких рядах с Коранами в руках дервиши подогревали фанатизм, и упорство турок достигло крайнего напряжения.
Генерал Рок, тяжело раненный, был вынесен с поля боя, в войсках произошло замешательство, и они начали отступать, теснимые несравненно сильнейшим противником.
Тщетно старался Суворов ободрить солдат. Лошадь под ним была убита, никто не видел маленького спешенного генерала, а голос его заглушался выстрелами.
Он приходил уже в отчаяние, когда увидел двух человек, держащих в поводу лошадь. Не заметив, что это были турки, он крикнул им:
— Подать коня!
Турки, заметив генерала, бросились на него, но мушкетер Новиков, услышав голос Суворова, крикнул:
— Братцы, генерал остался впереди!
Стремительно ринулся он на выручку, выстрелом свалил одного турка и заколол другого.
Слова «генерал остался впереди», подобно электрическому току, пронеслись по батальонам, солдаты повернули назад и с яростью бросились на неприятеля.
Закипел ожесточенный рукопашный бой, турки устилали трупами землю, и ложементы один за другим стали снова наполняться русскими ротами…
Но успех был непродолжителен. Патроны все израсходованы, батальоны редеют, а турки встречают их перекрестным огнем, турецкие корабли засыпают их бомбами и картечью…
Неприятель, заметив недостаток патронов, набрасывается с удвоенною яростью.
— Филипп Иванович, скачи в крепость, скачи в вагенбург, пусть присылают все, что только можно, — отдает Суворов приказание Решетову.
Но едва адъютант скрылся из виду, как под генералом рухнул конь. Суворов быстро вскочил на ноги, но, пораженный в левый бок картечью, снова падает со стоном на землю…
Нет начальника, нет руководителя, большинство офицеров ранено, и… батальоны в беспорядке, поспешно отступают.
— Боже, пошли мне смерть, чтобы не видеть такого позора!
Но солдаты не видят его, не слышат его слов и торопятся под защиту крепости…
Вдруг, среди сумятицы боя, раздается женский голос:
— Остановитесь! Забыли вы Бога и присягу… Забыли вы, где Суворов, там и победа!
Молодая жена Решетова не в состоянии была выносить мучительной неизвестности. Страшила ее не турецкая канонада, а участь мужа. Она пробовала молиться, но мысли у нее путались, молитва была бессвязна…
Солнце начинало уже садиться, как до ее слуха все громче и громче начали доноситься крики «алла, алла»!..
— Боже мой, — вскричала молодая женщина, — они разбиты, турки наступают.
Опрометью бросилась она во двор, вскочила на стоявшего на привязи казачьего коня и помчалась по направлению выстрелов и криков «алла»!.. Здесь она увидела картину беспорядочного отступления войск и своим криком отчаяния остановила солдат. Имя Суворова придало им новые силы, и они, устыдясь своей минутной слабости, повернули назад.
— Братцы, — кричал товарищам старый мушкетер, — нам ли, старым солдатам, бежать от турок, когда нынче и бабы их не боятся… Срамота, и только! И впрямь Бога забыли.
И мушкетер, бросившись в гущу турецкого строя, стал прокладывать себе дорогу штыком. Отчаянно работали штыками и другие солдаты, расстрелявшие свои патроны. Вскоре и турки и русские смешались в одну бесформенную массу. Турецкая флотилия была вынуждена прекратить канонаду. Прекращение артиллерийского огня еще больше ободрило солдат, сильнее налегли они на неприятеля и заставили его отступать, но отступали турки медленно, упорно отражая натиск.
Лина Решетова, забыв всякую опасность, объезжала место сражения, тщетно отыскивая мужа.
— Филипп, Филипп, — с отчаянием в голосе звала молодая женщина, но в ответ ей раздавались лишь ружейные выстрелы да стоны раненых.
— Братцы, помогите встать, — раздался подле нее слабый, но знакомый голос.
— Боже мой, Александр Васильевич! — с ужасом вскрикнула молодая женщина, соскакивая с коня.
На земле лежал, обливаясь кровью, Суворов.
Лина помогла ему приподняться, усадила его на земле и, взяв у убитого солдата флягу с водою, поднесла ее к запекшимся губам генерала. Старик пил ее с жадностью.
Вода придала ему силы.
— Мужа послал в Кинбурн и в вагенбург за подкреплениями, — успокоил он молодую женщину, — а сам вот… — указал генерал на зиявшую в левом боку ниже сердца рану.