– Сразу видно птицу по полету, ваше высокопревосходительство, – шептал адъютант. – Как он тонко разбирается в винах – с одного глотка узнал, что кло-вужо!
– Пусть войдет! – сказал Чичагов и встал у стола, на котором лежала гравюра, изображавшая Наполеона: адмирал возил ее с собой.
Дверь открылась, и адъютант ввел французского офицера лет сорока, в зеленом двубортном мундире с голубым воротником и зеленых рейтузах. У него были карие веселые глаза и полное небритое лицо.
– Добрый день, господин адмирал! – непринужденно приветствовал Чичагова пленник.
Чичагов наклонил голову так, что подбородок вдавился в шею. Он надулся и смотрел с достоинством – адмирал принимал такую позу всякий раз, когда хотел показать свой независимый, гордый характер.
– Спасибо за вкусный завтрак. Только, знаете, у нас в Париже другие соусы, более острые. Я, признаться, не очень люблю английскую кухню…
«Он даже каламбурит… Конечно, вам, государь, все английское не по вкусу!» – иронически подумал Чичагов. А охмелевший француз продолжал развязно тараторить:
– А вот вино – неплохое.
Чичагов стоял все в той же позе собирающегося бодать бычка. Прикидывал в уме, косясь на лежавшую гравюру:
– Прошу садиться, господин генерал, – предложил Чичагов.
– О, очень благодарен. Вы мне льстите, я еще не генерал, а всего лишь полковник, – по-приятельски улыбался француз, садясь в кресло у стола.
«Да, да, притворяется чудесно», – подумал Чичагов, тоже садясь к столу.
– Скажите, а какое вино вы пьете у себя? – спросил он, вспоминая рассказы Александра Павловича о том, что Наполеон пил в Тильзите один шамбертен.
– Какое придется.
– Шамбертен? – чуть улыбнулся Чичагов.
– Да, и шамбертен, – ответил француз, осматривая комнату. Увидев мадонну и младенца, он подмигнул адмиралу: – А неплоха!
Чичагов вспомнил о том, что у Наполеона ведь есть сын, и спросил:
– Как ваш сынок?
– Который? – повернулся к нему француз. – У меня их три.
– Вы скромничаете, государь, у вас их, верно, больше, – сказал добродетельный Чичагов.
– Хе-хе-хе, – засмеялся француз и игриво дотронулся рукой до адмиралова колена. – Вы шутник, я вижу!
– Я говорю о вашем любимом сыне.
– Любимый – Наполеон, назван так в честь императора. Бедовый мальчишка. Он с матерью в Париже.
– Так, так, – удовлетворенно подтвердил Чичагов, покачивая ногой. – Вы ведь артиллерист, а носите, если не ошибаюсь, форму конноегеря?
– Нет, я никогда не служил в артиллерии. По росту я гожусь в вольтижеры, как карманный мужчина. Но сам – прирожденный кавалерист.
– Вам понравилась Москва?
– Я не был в Москве. Я был только в Полоцке.
Чичагов молчал, испытующе глядя на француза в упор. Француз вдруг почувствовал себя неловко. Он оглянулся по сторонам, потом впервые обратил внимание на гравюру Наполеона, лежавшую перед ним на столе.
Француз глянул еще раз на адмирала, потом еще раз на гравюру, и его лицо снова оживилось.
– Постойте, постойте, я, кажется, начинаю понимать! В полку мне уже говорили об этом сходстве не раз. Но не может быть! Вы, вы принимаете меня за… императора? – вытаращил глаза полковник.
– А как знать, кто вы, – чуть улыбаясь, ответил Чичагов, закладывая руку за борт морского вицмундира.
– Кто я? Я полковник конноегерского полка Камиль Вуатю!
Веселость снова вернулась к нему.
– Я – император? О Боже мой! – Француз захохотал, схватившись за живот. – Я – император? И не потому ли вы угощали меня кло-вужо? О-хо-хо! – Полковник хохотал до слез.
Чичагов сидел, покачивая ногой. Улыбка сползала с его важного лица. Щеки начинали покрываться краской.
– Да посмотрите же – у меня вон на щеке бородавка. Она от рождения.
Француз встал и, наклонившись к адмиралу, показал пальцем на довольно большую бородавку, сидевшую у него под глазом.
– У императора лицо чистое. Я видел его в лагере в Булони вот так же близко, как вижу вас! – уже не смеясь, сказал француз.
Адмирал Чичагов вскочил и, взбешенный, выбежал вон из комнаты.
На этом конфузном случае не суждено было окончиться неприятностям адмирала Чичагова в Борисове.
Граф Пален 2-й, вступивший в командование авангардом вместо раненого Ламберта, прислал к Чичагову ординарца, прося подкрепления. Верстах в десяти от Борисова, у деревни Лошница, где должен был расположиться авангард, Пален наткнулся на превосходящие силы противника.