Суворовец

За дверью послышались шаги. Загрохотал замок. Немой великан Аббас вошел в помещение первым, держа в руке горящую свечку. Следом шагала госпожа Рашель…

– Так и знала, что эта кошка развяжется. Аббас, поставь свечку…

Великан схватил пленницу за руки, потащил к столбу. Приподнял, подвесил, связав так крепко, что девушка закричала.

– Осторожно! Раньше времени не пришиби, – недовольно пробурчала хозяйка. – Дай плеть! И подожди за дверью.

Госпожа Рашель выглядела рассерженной и печальной. Ну да – любовник-то уехал, ага…

– Что смотришь? Н-на!

Удар!

Девушка дернулась.

Еще удар, еще…

На этот раз хозяйка не рвала с Бояны сорочку, не стягивала штаны и ничего не спрашивала – просто била, срывая злость. Впрочем, силы истязательницы очень быстро иссякли. Бросив плеть в угол, она повернула голову:

– Аббас! Развяжи ее… А то и впрямь окочурится. Завтра вечером она – твоя. Делай с нею, что хочешь. Только, смотри, не убей.

Великан почтительно поклонился, в узких глазах его мелькнуло что-то звериное, на тонких губах заиграла ухмылка…

– А ты… – подойдя к узнице, госпожа взяла ее за подбородок. – Подумай-ка хорошенько, время еще есть. Правда, немного. Может, стоит все рассказать? И про портного на рынке, и… и много чего еще. То, что нам было бы интересно… Ну, а если ничего такого и нет, если ты просто честная дурочка, то тем хуже для тебя. Просто тебе не повезло, так иногда бывает.

После ухода хозяйки и сопровождавшего ее слуги Бояна расплакалась. Навзрыд. Нужно было выплакаться – слишком уж много всего навалилось за этот день.

Ну, почему? Почему так несправедлива жизнь? Она ведь была послушной дочерью, не грешила, даже вина почти не пила. И вот на тебе! Погиб отец, двоюродный дядя, на которого так надеялась, оказался подлецом и мерзавцем. Алекс… Алексей – пожалуй, единственное светлое пятно, да и тот, если уж честно, ее просто использует. Ах, вот, если бы все стало, как раньше, когда был жив отец! Жила бы себе и жила, спокойно, без всяких лишений. Вышла бы замуж, нарожала детей… Какая разница, у кого власть – русские, турки? Лишь бы давали жить. Однако вон оно как все обернулась-то! Теперь… теперь даже и непонятно, как и вообще… Хотя как раз понятно. Особенно – про завтрашний день. Может, лучше лишить себя жизни, хоть это и грех? Ну да, вон веревка – удавиться можно вполне…

А вот пошли все к дьяволу! Удавиться – ага… Не дождетесь! В конце концов, Гирсово-то принадлежит русским. Надо только подать о себе весть! Как? А вот это надо придумать. Еще только вечер, еще целая ночь впереди… Думай, Бояна, думай! На то тебе и голова дана.

Так ведь… Красный кушак! О нем ведь и говорил Иван Андреевич! Мол, если совсем туго придется… Сейчас ведь как раз так и есть! Значит, срочно повесить красный кушак. На бельевой веревке, у ясеня. Повесить, привязать… Вот только как? Да и кушака нет… ни красного, никакого… Однако вот… Веревка-то – вот она. Только не красная…

Вскочив на ноги, девчонка одним движением сбросила сорочку. Подошла к оконцу, встала в свете луны, осмотрела себя… Кровавые шрамы уже запеклись… До спины не достать, да и не видно… а вот на боках, на бедрах… Всего-то и остается разбередить раны!

Ах, больно-то как, господи-и-и…

Бояна едва не завыла от резкой боли! Однако, стиснув зубы, продолжила… Капли крови упали на пол… Не-ет, не на пол надобно, а вот веревочку смочить…

Х-ху-у-у!

Наконец, выдохнув, девушка надела сорочку. Подошла к двери, решительно пнула ногой:

– Эй, есть тут кто?

Ну да, а то она не знала! Здесь, на первом этаже, кроме чулана еще располагались комнатки для слуг. В одной из таких она и сама спала-проживала.

– Чего орешь?

Ага! Это, похоже, Давид, больше некому. Не немой же Аббас начал вдруг разговаривать?! Конечно – зиндж.

– Пить хочу! И еще это… в уборную.

– Выпускать госпожа не велела.

– Говорю же, в уборную надо! Ну… и там мой кафтан еще на веревке… холодно здесь.

– Хм… – слуга нерешительно затоптался. И вдруг понизил голос до шепота: – В уборную, говоришь? Я б, конечно, тебя бы и отвел… Да вот ты мне – что?

– Все, что хочешь…

– Я много чего хочу!

– Ну так давай… действуй! Или так испугался госпожу?

– Э, не болтай зря! Давид никогда не был трусом.

– Только вот ключи… они, похоже, у Аббаса… или у госпожи… – вдруг вспомнила пленница.

В ответ послышался лишь приглушенный смех:

– Ты забыла, кто главный слуга в этом доме?

Загремел замок. Дверь распахнулась.

– Идем. Только тихо. И накинь что-нибудь на голову. У нас во дворе нынче много чужих.

Вот и уборная. В углу двора, у ясеня. Заскочив в резную дощатую будочку, обсаженную кустами роз, девушка почти сразу и выскочила. Подбежав к ясеню, сняла с веревки халат – там еще много чего сушилось, недавно стирали. Оглянулась… Давид нетерпеливо переминался с ноги на ногу совсем рядом… Бояна быстро сняла кушак… вернее сказать, обрывок веревки, выкрашенный собственной кровью. Не совсем, конечно, красный, но… уж как смогла. Насколько хватило крови.

– Ну, все… Попить принесешь?

– Конечно…