Суждено выжить

Может быть, Голубев помог, а может и нет. Всех нас одели в новую парадную офицерскую форму. В петлицы вместо угольников повесели по кубику. Опоясались новенькими ремнями. На правый бок повесели по кобуре. Знаний у нас для офицера было маловато. Но как младшие командиры мы были достаточно натренированы и вымуштрованы. За год обучения в полковой школе получили хорошую подготовку и кое-какие знания по военному делу. Имели шестимесячный практический опыт. Голоса у нас были хорошо отработаны. Команды мы подавали доходчиво, четко и ясно. Отлично владели стрелковым оружием. Были ознакомлены с минометами, 45– и 76-миллиметровыми пушками, с их прицельными приспособлениями. При необходимости могли заменить наводчика и даже командира орудия. Большой точности не гарантировали. С пистолетами и наганами мы знакомы не были. Поэтому в нагрузку нас заставляли изучать ряд систем и даже немецкие парабеллумы.

Редкий парень, если только какой-нибудь аскет, мог отказаться в наше время от офицерского звания. В шикарной форме офицера каждое движение тела говорило о красоте и силе. Немногие девчонки и молодые женщины при нашем появлении не обращали на нас внимания. Обычно насквозь сверлили своими взглядами. Командир бригады полковник Голубев над нами с Кошкиным взял шефство. Он говорил: «Сделаю из вас, ребята, настоящих красных офицеров». Снабжал нас разнообразной военной литературой, следил за нашим бытом и поведением, два раза в неделю проводил с нами занятия. Лектор он был неплохой.

Однажды после очередной лекции на тему «Наступление отдельного лыжного батальона на укрепленные позиции противника в болотисто-лесистой местности» я подошел к Голубеву и спросил: «Как здоровье Софьи Ахметовны?» Он тяжело на меня посмотрел, затем сказал: «Котриков, зачем ты бередишь почти зажившую рану?» Я не знал, что делать: или извиниться, или уйти. «Если тебя так интересует Соня, пойми, она тебя никогда в жизни не полюбит. Ей по вкусу другие. Хорошо, пойдем ко мне, я тебе все расскажу».

Мы с ним вошли в его кабинет. Впервые он назвал меня по имени. «Ты помнишь случай в прошлом году в лагере "Алкино", когда я по своей невыдержке поднял по тревоге всю полковую школу? Соню заставлял опознать обидчика». «Помню, товарищ полковник», – ответил я. «После этого случая, когда я был сбит с ног в собственной квартире, – он внимательно посмотрел на меня и продолжил, – в тот же день Соня мне заявила: «Жить с тобой я не могу. Ты меня осрамил не только перед всем коллективом офицеров, но и всем личным составом полка. Надо мной смеются не только офицеры, но и солдаты». Она не спеша собирала и укладывала вещи. Я извинялся и уговаривал ее остаться. Говорил, что подобного больше не повторится. В тот же день получил приказ. Просто какое-то нелепое совпадение обстоятельств. Должен был принимать в Прибалтике бригаду. Я поехал в Ригу, а она в Кунгур – к матери. Проводил я ее до Свердловска. Там на вокзале расстались, по-видимому, навсегда. Писал ей десятки писем, ответа нет. По слухам, она якобы работает в Каунасе в военном госпитале. Находится недалеко отсюда. Собираюсь проверить, но никак не выберу время».

Мы с Кошкиным служили в одной роте. Он командовал первым взводом, а я – вторым. Готовились к первомайскому параду. Почти две недели занимались только строевой подготовкой. Строевой шаг для парада отрабатывали сначала взводом, потом ротой, батальоном, в предпоследние дни перед 1 Мая – всей бригадой. Руководил строевой подготовкой лично полковник Голубев. Со мной и Кошкиным как со старыми знакомыми он здоровался иногда за руку. Особенно хорошо относился ко мне. На офицерских собраниях при разборах учений он ставил меня в пример. Комиссар бригады в шутку говорил: «Котриков, командир бригады прочит тебя своим наследником».

Наступило 1 Мая. Обычный подъем в казармах. Тщательная проверка готовности к параду. Проверка индивидуально каждого красноармейца и младшего командира. Вот мы и на параде. Шли за моряками. Экзаменаторы находились на трибуне, им было видно, как мы прошли. Настроение у командира бригады хорошее, значит, все хорошо.

Командир батальона крикнул: «Младшие лейтенанты Котриков и Кошкин, к командиру бригады».

Голубев стоял с комиссаром и начальником штаба. Встретил нас по-граждански, доложить не дал. Сказал: «Сегодня ты и Кошкин будете моими гостями». Обратился к комиссару и начальнику штаба: «Это мои воспитанники. Хорошие ребята. Вчерашние солдаты, а опытом и знаниями могут поделиться со старшими товарищами».

Комиссар поддержал Голубева: «Ребята скромные, грамотные, политически подкованные». Пусть лучше в глаза ругают, чем хвалят. Я стоял не зная, что ответить.

В назначенное время мы с Кошкиным с точностью до одной минуты прибыли на квартиру к Голубеву. Гости были в сборе. Нашими знакомыми были начальник штаба и комиссар. Голубев сказал: «Вы, ребята, не стесняйтесь. Здесь мы все равные. Меня зовите Владимир Иванович. Сейчас я вас познакомлю с моими гостями». Он по очереди подводил нас ко всем гостям. Улыбаясь, говорил: «Это мои воспитанники».