Суждено выжить

Наконец, заскрипели и зашипели тормоза. В вечерней дымке показался вокзал станции Бологое. На несколько минут собрал офицеров батальона. Оказалось, в батальоне не хватало 50 винтовок. Тридцать винтовок были взяты из Осоавиахима с просверленными патронниками, представляли собой ни больше ни меньше дубинки или рогатины. Всего в батальоне было два станковых пулемета и 12 ручных. Оружием обещали пополнить в Москве, но ничего не дали. Времени терять было нельзя. Я немедленно обратился к командиру полка. Чернов криво улыбнулся в черные усы, сухо проговорил: «Извини, Котриков, с нападением немецких самолетов на наш состав все из головы вылетело. Мы тебя не ознакомили с вверенным тебе батальоном. Времени пока достаточно, ознакомишься сам».

Создалось чрезвычайное положение на ленинградском направлении. Полковник Чернов отлично был осведомлен: о нашей разгрузке где-то в районе города Чудово, о противнике, его вооружении и так далее. «В бой без оружия солдаты не пойдут, об этом надо довести до сведения безоружных. Оружие будет получено нами на месте выгрузки. Настоящая обстановка будет известна на месте завтра утром. Пока никого не тревожь, пусть люди отдыхают. Немцы жестоки, товарищ Котриков. Война – стихийное бедствие для нашего народа». «В жестокости немцы превосходят своих предков-варваров, – вмешался в разговор комиссар. – В Европе они уничтожили всю культуру, исторические памятники. Их цель – не поработить народы, а уничтожить все национальности славянского происхождения. В первую очередь, на территории Советского Союза и Польши. Наше дело правое, мы едем защищать свою землю, своих жен, детей, отцов и матерей, наше Отечество от порабощения. Наши прадеды, деды и отцы с честью защищали Родину от всех иноземных захватчиков и во всех случаях побежденными не были. Не дадим и мы поганому немцу, их кованому тяжелому сапогу топтать нашу землю, уничтожать наши леса, населенные пункты и города, нашу культуру. Пора спать, товарищи, – закончил комиссар. – Последняя ночь в вагонах. На днях близкая встреча с фашистами».

Поезд шел осторожно, с небольшой скоростью, без света, на ощупь. Сквозь сон я слышал гул моторов, содрогающий шум и треск. В вагоне все повскакивали, многие залегли на пол, в проходы. Некоторые кинулись к дверям. Лежавший рядом со мной на средней полке младший лейтенант Бизяев стонал и пытался встать, но не мог. «Ранен?» – спросил я. Он со стоном ответил: «Да!»

Поезд остановился. Я выскочил из вагона почти последним. В утренней дымке солнце выглядывало свысока. Два немецких самолета не спеша удалялись от состава.

Полковник Чернов бежал вдоль состава к платформе с зенитным пулеметом. Я догнал его, поравнявшись, он меня спросил: «Где зенитчики?» Я не нашелся, что ответить, хотел сказать: «Какое мое дело?», но с языка вырвалось другое: «Не знаю».

Снова, как и при первой бомбежке, люди из вагонов в панике разбежались и залегли в укрытиях. Командир батареи Кузьмин догнал нас, когда мы уже были на платформе с зенитными пулеметами. Полковник с криком, сжатыми кулаками накинулся на него. Я думал, не сдобровать Кузьмину, изобьет. На его счастье зенитчики были на местах, возились у пулеметов и у двух 45-миллиметровых пушек. Самолеты развернулись и вновь ринулись на состав. Кузьмин сам встал у пушки. Командира полка я почти насильно заставил слезть с платформы при подходе самолетов. Он мне кричал снизу, махал кулаками, чтобы я оставил платформу. Я встал за щит 45-миллиметрового орудия и наблюдал за зенитчиками. Самолеты приближались с воем включенных сирен. Строчили длинными очередями из пулеметов. Заговорили наши пулеметы. Кузьмин ждал момента. Раздался выстрел соседнего орудия, затем выстрелил Кузьмин. Самолет камнем пошел вниз в 50 метрах в стороне от состава, ударился о землю. Раздался оглушительный взрыв, сопровождавшийся клубом черного дыма и столпом пламени.

Второй самолет, видя гибель товарища, круто повернул и скрылся за лесом в утренней дымке.

«Молодцы, ребята!» – кричал внизу на насыпи Чернов.

Но немцы на этом не успокоились, заход на наш состав делали уже три самолета. Первый номер зенитного пулемета был ранен. Я ухватился за ручки пулемета, держал на мушке один из самолетов, ждал его приближения. Вот он приблизился, его крупнокалиберные пули прошли рядом, даже ударились о щит. Платформа задрожала от выстрела пушек. Я обрушил лаву латунных пуль. Было видно, как пули ударялись о кабину и лопасти, плющились, отскакивали, не причиняя вреда. Пушки стреляли быстро. Снаряды пролетали рядом. Немцы струсили, прошли в 200 метрах от состава и скрылись за лесным горизонтом.

Кузьмин стоял с полуоткрытым ртом и смотрел на горизонт, куда скрылись самолеты. Лицо его выражало недоумение. Его сутулая фигура напоминала старого согнутого деда. «Отбой!» – крикнул Чернов. Командиры рот и взводов кричали: «По вагонам!» Люди не спеша собирались в вагоны. Командиры нервничали. Наконец, все собрались. Были потери: 14 раненых, пять человек убитых. Убитых похоронили в братской могиле. Раненых собрали в санитарный вагон.