Надеюсь, во взгляде вспыхнуло торжество, предвещавшее ему конец, обещавшее ему расплату. Я судорожно и уже осознанно сжала ручку стилета и… надавила. Вопреки ожиданиям лезвие не скользнуло легко в его плоть, требуя от меня приложить усилия, преодолеть сопротивление его мышц. В месте раны появились первые капли крови, превратившиеся в тихий ручеек. Я, сглотнув, замерла, следя за этим ручейком, медленно окрашивающим в грязно-багровый цвет полотно повязки на груди. И боялась… Было страшно, невыносимо страшно ощущать себя способной убить. Я всегда была не готова к подобному… И от этого уже не низ живота свело спазмом, замерло сердце, пропуская удар, страшась. Я не могла убить… даже его. Смотрела в его глаза, делала ему больно, но убить…. Слишком слаба я духом для этого.
— Не тяни! — вдруг яростно рявкнул Муэн. — Прекрати уже все это. Разом! Ты можешь…
— Нет! — со всхлипом заревела я, разжимая задрожавшую от накатившей слабости руку.
Оружие упало, открыв его крови путь наружу. Ручеек заструился с удвоенной силой, заставляя меня в панике зажмуриться и сжаться, стремясь отстраниться от карангарца.
«Слабачка, ничтожество…» — мысленно проклинала я себя, уже полностью осознавая, что бессильна перед ним. И вовсе не потому, что не хочу его смерти. Просто я не могу убить того, кто дорог. Кто дорог по-настоящему, важнее собственной жизни. Того, кому можно простить все, простить в ослеплении любви…
Закрыв лицо ладонями, я зарыдала. Зарыдала, понимая, что беспомощна, что влюблена. Что люблю чудовище, и это для меня важнее всех его поступков. Я готова принять и их… только бы он был рядом.
«Ты ничтожна!» — призналась себе.
Муэн шумно вздохнул рядом и неожиданно резко схватил меня за шнурок на шее.
Шнурок с бабушкиным подарком. И рванул его, с болезненным давлением, разорвав вмиг. И тут же отшатнулся, сжимая ладонь. Мужчину трясло от боли, его словно корежило изнутри, одновременно сжигая и ломая. Он рухнул на пол, лицо искажали жуткие гримасы, он хрипел ужасно. Испугавшись, я ошарашенно наблюдала за Муэном, не понимая, что происходит. Хотелось приблизиться, но было страшно. Карангарец выглядел так, словно его захватили… демоны. Я верила в подобное.
Так и не решившись вмешаться, просидела на кровати, поджав ноги и напряженно следя за мужчиной. Прошло минут двадцать, прежде чем его отпустило. Обессиленно опав на пол, он тяжело дышал, наконец-то разжав руку, из которой выпал… пепел. Я, увидев это, шокированно коснулась рукой шеи, которую обожгло болью при его рывке. Зачем он это сделал?.. И что за подарок оставила мне бабушка?..
Постепенно вернув себе контроль над телом, Муэн смог сесть. И молча посмотрел на меня. Устало и ликующе одновременно. Я изумленно вглядывалась в его глаза, не понимая, но чувствуя, что сейчас случилось что-то невероятное.
— Нола, — он смог собраться с силами для ответа, тяжело поднимаясь на ноги, — теперь пути назад у тебя нет.
— Почему? — недоуменно шепнула я.
— Потому что ты — моя жена, и теперь это незыблемый факт, — прежде чем я умудрилась изумленно охнуть, маран обернулся ко мне спиной и, перехватив рукой веер своих волос, перебросил их на одно плечо, оголяя спину.
А там… там были знаки, что я знала до мельчайшей черточки. Те знаки, что появились на моей спине после необъяснимого явления в детстве. Сколько же раз, уже став взрослой, я корила себя за тот детский страх, что не позволил довериться бабушке…
Сердце ухнуло вниз, взгляд замер на той части мужской спины, где виднелись знаки. А в памяти отчетливо возник образ, казалось, давно поблекший за многие годы. Лицо юноши… экзотическое лицо с алыми глазами, яростно оскаленными клыками и смоляными волосами… Сейчас, свыкнувшись с внешностью Муэна, я со всей очевидностью понимала, что это был он… много лет назад. И как я не поняла этого сразу, сейчас не представляла. Наверное, не хотела понять, специально избегала этой мысли, загоняя куда-то в укромный уголок сознания. Иначе…
И вот теперь меня поставили перед фактом. Поставили категорично и безапелляционно! Муэн, так и не обернувшись, вновь откинул волосы назад и шагнул в соседнее помещение. Я же… спрятав лицо в ладонях, разрыдалась. Поплакать было о чем: происходящее между нашими народами никуда не делось, а между нами поменялось коренным образом. И я не понимала, как мне принять это противоречие. Однако информации о прочности наших уз неожиданно обрадовалась. Это давало надежду на то, что сможем между собой все как-то разрешить. Теперь выходило, что друг другу мы совсем не чужие…
Я слышала, как карангарец вернулся и молча перемещался по комнате. Но смотреть на него сил не было, слишком много вопросов было и к нему и к себе. Вопросов, на которые, возможно, нет ответов! В итоге, так и не сказав друг другу хоть что-то, мы расстались. Он ушел!