Суженая мрака

– У темных в принципе не бывает связующих нитей, ведь они связывают души. У всех, кроме черных драконов. Мы – единственное из магов тьмы исключение. Но, в отличие от светлых, у нас связующая нить появляется лишь тогда, когда рождается любовь. Если рождается… Часто таким, как я, приходится довольствоваться лишь супружескими браслетами суженых, вместо полной связи истинных.

Выслушав суженого, несколько секунд смотрела прямо ему в лицо. По-своему красивое лицо, но, ничего не поделать, хищное и непроницаемое. «Любовь рождает свет! Любовь порождает любовь!» – вот слова Древнего. Истинная связь для любого дракона – любовь, сильнее которой ничего нет. А у темных, наоборот, именно любовь порождает истинную связь душ. Теперь хотя бы понятно, что пытался втолковать мне Прародитель. Вздохнув, я опустила взгляд на браслеты, на знак своей принадлежности этому мужчине. Чужому. Пусть всего-то магический знак и практически никому не видимый, кроме меня и единиц, которых, может, и не встречу никогда. Эта мысль натолкнула на очередной вопрос:

– Почему истинность и тьму видят лишь некоторые? И только светлые?

Келео смотрел на меня слишком долго и изучающе, словно оценивал и прикидывал что-то, прежде чем ответил:

– Темные не способны видеть связь светлых. – В его голосе я опять уловила едва ощутимую печаль или сочувствие. – А светлые… По-настоящему сильные целители могут видеть связи истинных, а вот тьму и ее суженых могут видеть лишь те, кто в предыдущей жизни умер страшной и мучительной смертью. Смертью, которую перерожденная душа так и не смогла забыть.

Я облизнула пересохшие губы – вот тебе и подарок от высших за муки. Вспомнила вчерашний день и выпалила осипшим голосом:

– А ректор? Маго Лейтар Белый как же?

Келео нахмурился, задумавшись, подбирая слова и, похоже, сочувствуя другу и коллеге. И говорил про него с уважением и сожалением:

– Я никогда не встречал никого настолько скупого и в то же время настолько щедрого душой, как Лейтар. Никого другого, кто бы до дрожи в руках, со священным трепетом относился к еде, кто бы даже сытым испытывал голод. Кто не может оставить в своей тарелке хотя бы крошку. Знаешь, о чем это говорит?

– Вероятно, он умер от голода в прошлой жизни.

– А чего боишься больше всего ты? – неожиданно спросил Келео, почти поглощая меня черными глазами-омутами.

– Боли, – невольно призналась я.

Мы неотрывно смотрели друг другу в глаза, наконец он хрипло произнес, нет, скорее поклялся:

– Я постараюсь никогда не делать тебе больно, Алера!

Не в силах подобрать нужных слов, я пожала плечами. Келео отпустил меня из плена своих глаз, поднял пузатый бокал с вином и сделал большой глоток. Почему-то показалось, что это откровение про боль и смерть что-то изменило в его отношении ко мне. Самую капельку, но тем не менее.

Я тоже решила промочить горло. Нам, редкостной троице, родители не позволяли пить вино, тем более другие высокоградусные напитки, считая, что дури нам хватает и своей. Только по праздникам, да и то лет пять назад впервые официально разрешили. Признаться, братья и раньше втихомолку пробовали, а я и у них была под надзором. Зато сейчас у меня в руках большой бокал с вином по самый край, чуть ли не с горкой налили зачем-то. Вскоре возник легкий шум в голове. И еще вот прям почувствовала, как развязался мой язык:

– Ваша эльфийка каждый раз жила в этой тем… комнате?

– Да, – расстроил меня Келео.

– Вы с ней были на этой же кровати? – проворчала я раздраженно.

– Нет.

– Неужели хватило совести поменять? – Вино явно ударило мне в голову, как и ревность.

Келео окинул меня удивленно-насмешливым взглядом и неожиданно разозлился:

– В первый раз она кроватью не воспользовалась; двое суток просидев в кромешном ужасе в углу, прыгнула в пропасть. Во второй – целых две ночи провела в ванной, магически запечатав дверь. На третий день выбралась из комнаты, но лишь для того, чтобы за последующую неделю обследовать замок и вновь отправиться к свету, приняв жуткую отраву! Хоронить ее синее в черных пятнах тело было особенно приятным занятием, придавшим остроты и пикантности нашему короткому «медовому месяцу». Самое длительное пребывание моей суженой в замке было предпоследним. Целый месяц «счастья» обретения суженой, светлой эльфийки. Видимо, счастье было настолько глубоким, что ее большое и доброе сердце не выдержало и она снова отправилась в полет без крыльев. Так что поверь, мы не успели разделить не только жизнь, но и кровать. Только ненависть.

– Вы хотели сказать – в последний раз! Я – не она! – возразила я, нервно косясь на обозленного воспоминаниями дракона.

– Жизнь покажет, – в который раз ответил он, но поинтересовался: – Меня терзает вопрос: откуда подобное «постельное» любопытство?