Суженый

Последнее слово повисло в вязкой тишине. Новость ошеломила настолько, что заставила на время забыть о собственных проблемах.

Не удивлюсь, если это не вся правда. Может, Варгар — заколдованная принцесса, а Рэймус — ее возлюбленный, обреченный до конца дней нести вахту у ангара любимой, по роковому стечению обстоятельств покрывшейся чешуей. А причиной этого самого стечения могла стать какая-нибудь злобная колдунья, завистливая и жадная до чужого счастья. Что-то у меня разыгралось воображение. И нервы. Нервы подталкивают воображение, а воображение — нервы. Замкнутый круг. Пора прекращать изводить себя и сосредоточиться на делах насущных.

— Нет, — я покачала головой, — просто волнуюсь из-за сегодняшнего вечера.

Это было похоже на правду, и потому слуга поверил. На самом деле я, как ни странно, ничуть не волновалась из-за ритуала. А может, прочие мысли заняли столько места, что для новых тревог его просто не осталось? Я устала тревожиться…

— Корзиночки с паштетом, — уверенно подытожила я и подкрепила вердикт жирной чертой. — Так, с закусками и первыми блюдами определились. Что насчет второго?

Поскольку составление списка затянулось, Хоррибл заварил нам обоим чай, крепкий и приторный до горечи. Я цедила его маленькими глотками, активно закусывая кексом. Вот кекс был хорош: воздушный бисквит, щедро сдобренный изюмом. С ним дело пошло веселее.

И на этот раз я честно старалась не отвлекаться. Когда карандаш скользил уже в самом конце списка, а рука и шея радовались близкому завершению работы, слуга подтолкнул через стол новый лист.

— А этот просто отдадим с основным заказом. Там править ничего не нужно, он согласован.

— Что это? — Я взяла список и пробежала глазами строки. Потом всмотрелась внимательнее и наморщила лоб. — Зародыши пшеницы, зеленая гречка, хлебцы из льняного семени… Мы что, кур приглашаем на ужин?

— Он для госпожи Грацианы, — пояснил Хоррибл. — Для нее всегда заказывают отдельно. Меню прислали сегодня с утренней почтой.

Я пожала плечами:

— Того, что мы наметили, вполне достаточно. Блюда на любой вкус и желудок. Случись какому-нибудь королю вечерком заблудиться поблизости, и то не придется краснеть, приглашая его за стол.

Ответ Хоррибла был в духе того, что я получила накануне от Кроверуса.

— Но госпожа Грациана всегда присылает свое меню. — Видя, что слова не возымели должного действия, слуга добавил: — Это фактически… традиция.

Последнее слово в его устах прозвучало почти как «воля Небес».

— Ну, так в этот раз мы изменим традиции.

Хоррибл вконец растерялся.

— Она просто не станет есть ничего другого, соблюдает фигуру. Помните, как вы с горошиной «Шикобрак».

А вот это сработало лучше всех предыдущих аргументов.

Я покосилась на кекс и отложила его, стряхнув руки.

— Что такое? Вам не нравится?

— Да нет, вкусно, просто… я снова на диете.

— Опять гороховой?

— Нет, другой. Даже более жесткой.

Наши взгляды скрестились на жестянке, где дожидались своей казни еще несколько кексов и нежнейших ванильных булочек в сахарной глазури.

— Неужели придется отправить их обратно? — расстроился Хоррибл.

Я сцепила зубы, почти ощущая на языке крупинки марципана и слыша горестный вопль отвергнутых плюшек.

Видя мои сомнения, слуга огляделся, приложил ладонь сбоку ко рту и наклонился через стол:

— По слухам, пекарня, с которой сотрудничает Мартинчик, изменила рецептуру, дополнив ее фейской пыльцой. Поэтому с их продукцией другим сложно тягаться. Недешевое, конечно, удовольствие, но… так и тает во рту.

Я поневоле перешла на такой же шепот:

— Разве этот порошок не вызывает привыкание?

— Только пыльца пещерных фей. Остальные виды усиливают вкус и добавляют выпечке пикантность.

Пар, поднимавшийся от еще теплой выпечки, коварно завернул шлейф в мою сторону, пощекотав ноздри.

— Хорошо, — сдалась я, снова беря кекс. — Только предупредите, чтобы в обеденные положили поменьше изюма. Так и скажите, что я на диете.

— Насколько меньше?

Я смерила кекс критическим взглядом.

— Пусть урежут на четверть. Нет, стойте, на треть.

Хоррибл сочувственно поцокал языком.

— И правда, жесткая…

* * *

— Что это?

— Откроешь у себя в комнате. — Дракон ответил, не поднимая взгляда, а кончик пера продолжал вывязывать на пергаменте строки с уже знакомыми размашистыми буквами.

— Вы правда пишете письмо или просто не хотите на меня смотреть?

Острие замерло, и Кроверус поднял глаза, но перо не отложил.

— Откроешь у себя в комнате, — ровным голосом повторил он и, видя, что я собираюсь потрясти коробку, сделал упреждающий жест. — Лучше не надо. Могут сломаться.