Суженый

— А потом я говорю: вынь этого кабана из комода, иначе я за себя не ручаюсь! — Слова Атроса встретили новым залпом смеха. Призрак обернулся на звук шагов. — Принцесса, а вот и ты! Проходи, не стесняйся, садись, присоединяйся. Эй, плесните ей чего-нибудь!

Арахна с сомнением покосилась на свой наперсток с росой, Рэймус явно не решился предложить принцессе пива (драконюх вообще лишался в моём присутствии дара речи), а чай Хоррибла, больше похожий на концентрат варенья, я бы и сама пить не стала.

Данжероза, томно разлегшаяся на картине с пасущимися овцами, покрутила бокал:

— Я бы тебя угостила: Мерло тысяча четыреста пятьдесят третьего года, мм, но люди редко ценят вино, написанное масляными красками. — Она обернулась через плечо к пастуху. — А как насчет тебя, красавчик? Ещё добавки?

Паренёк с готовностью подставил кружку.

— Простите, принцесса, — вскочил Хоррибл. — Мы уже уходим.

— Нет-нет, прошу, останьтесь, не обращайте на меня внимания.

Мне сейчас совсем не хотелось оставаться одной. Тяжкие мысли легче развеять в весёлой компании.

Но с тем же успехом можно было предложить повернуться спиной к королю.

— Всё равно при тебе пришлось бы выбирать всю соль из скабрезных шуток, — подмигнул Атрос, завинтил флягу и повернулся к драконихе. — Идём, моя роза, продолжим вечерок в другом месте.

От вкрадчивой многозначительности тона покраснели бы даже обои, если бы и так не были ярко-розовыми. Но Данжероза и ухом не повела.

— Нет, постой, — запротестовала она, — я хочу услышать, чем они там с Якулом занимались на крыше. — Она выразительно приподняла бровь и невинно обронила. — Там ведь ни единой крохотной иллюстрации, даже фрески не сохранились…

Меня охватили подозрения. Ещё в трапезной во время составления плана завтрашнего вечера мне почудился шорох шелковых юбок со стороны портрета двоюродного дедушки Кроверуса. Да и запах бергамота и лайма мало вязался с образом усатого вояки.

— Идём, я нашепчу тебе столько историй, сколько пожелаешь.

Против этого Данжероза не смогла устоять. Глаза заблестели, она уцепилась за локоть Атроса, уже переместившегося на нарисованный луг, и послала нам напоследок воздушный поцелуй.

Их уход послужил сигналом для остальных.

— Хоть ты останься, Варгар, — вздохнула я.

Ящер перевёл вопросительный взгляд на стоящего в дверях Рэймуса — тот покачал головой, — послал мне извиняющийся дымок в форме ромашки и полетел к ангару, снижаясь плавными кругами.

— Чувствую себя комендантом, — сказала я Магнусу, когда в комнате остались только я, он и Арахна.

— Старина Атрос прав, такие темы не для ушей юной принцессы, — отозвался паук хрипловатым голосом и лихо взъерошил и без того вздыбленные ворсинки.

Мои брови взлетели на лоб.

— Уже старина Атрос? Не отъявленный негодяй? Ты случаем бронзовой саранчи не переел?

— Не дерзи, Оливия. И я никогда его так не называл, — заявил паук и, убедившись, что бабочка на окне нас не слышит, доверительно понизил голос. — Он раскрыл мне пару приёмчиков, от которых они так и млеют.

— Поскольку я тоже отношусь к ним, воздержусь от вопросов. Мне кажется, или от тебя пахнет ромом?

Магнус сперва изобразил оскорбленную добродетель, потом передумал и сменил её на дерзкий вызов.

— Пришла няня Оливия?

— Всё, молчу. — Я опустилась на кровать и принялась расчесывать волосы перед сном. — Не хочешь спросить меня, как прошёл день?

— А мы уже всё… — Арахна, перелетая с окна на столбик кровати, пихнула его крылом, и паук осекся. — Да, конечно, сгораем от любопытства.

— Ясно. Данжероза?

Паук отпираться не стал. Да и мне нечего было скрывать. Дракониха лишь избавила от необходимости всё пересказывать.

Через пару минут я потушила светильник.

Сон всё никак не шёл.

Ворочаясь в кровати, я вспоминала сегодняшний день. Перед глазами стояло лицо дракона, когда он узнал про мейстера и профессора Марбис. Он почти сразу отшатнулся в тень колонн, но пары секунд хватило, чтобы разглядеть выражение лица. Никогда ещё я не видела его таким растерянным и уязвимым, и от этого сердце жалостливо сжималось.

А потом перед глазами встало лицо Озриэля: обиженное, потрясенное, страдающее.

Почему я причиняю боль тем, кому желаю только добра? Я вообще не хочу никому причинять боль. Пусть воцарится мир, и все будут счастливы — даже мадам Лилит, ведь счастливые люди не тратят себя на зависть и злобу.

Наверное, я всё же, сама того не заметив, уснула, потому что комнату наполнил шепот. Он выползал из углов, подкрадывался к постели, забирался под одеяло. Голос, который можно заглушить днём срочными делами, задавить до едва различимого писка, но обретающий силу в ночное время суток, когда человек не властен над своими грезами, а потому наиболее беззащитен.

— Ливи…

— Озриэль? Ты тут? Я думала, ты остался в Потерии…

— Принцесса, — вкрадчиво прошелестели из другого угла.

— Господин Кроверус?

— Яя-куул, — смеялась тьма.

Тени приблизились.

Лица дракона и ифрита попеременно вспыхивали под сенью полога, пока не начали перемешиваться. Кроверус внезапно обзавелся белокурыми кудряшками, а глаза Озриэля полыхнули серебром.