Суженый

— А этот просто отдадим с основным заказом. Там править ничего не нужно, он согласован.

— Что это? — Я взяла список и пробежала глазами строки. Потом всмотрелась внимательнее и наморщила лоб. — Зародыши пшеницы, зеленая гречка, хлебцы из льняного семени… Мы что, кур приглашаем на ужин?

— Он для госпожи Грацианы, — пояснил Хоррибл. — Для неё всегда заказывают отдельно. Меню прислали сегодня с утренней почтой.

Я пожала плечами:

— Того, что мы наметили, вполне достаточно. Блюда на любой вкус и желудок. Случись какому-нибудь королю вечерком заблудиться поблизости, и то не придётся краснеть, приглашая его за стол.

Ответ Хоррибла был в духе того, что я получила накануне от Кроверуса.

— Но госпожа Грациана всегда присылает своё меню. — Видя, что слова не возымели должного действия, слуга добавил: — Это фактически… традиция.

Последнее слово в его устах прозвучало почти как «воля небес».

— Ну, так в этот раз мы изменим традиции.

Хоррибл вконец растерялся.

— Она просто не станет есть ничего другого, соблюдает фигуру. Помните, как вы с горошиной «Шикобрак».

А вот это сработало лучше всех предыдущих аргументов.

Я покосилась на кекс и отложила его, стряхнув руки.

— Что такое? Вам не нравится?

— Да нет, вкусно, просто… я снова на диете.

— Опять гороховой?

— Нет, другой. Даже более жесткой.

Наши взгляды скрестились на жестянке, где дожидались своей казни ещё несколько кексов и нежнейших ванильных булочек в сахарной глазури.

— Неужели придётся отправить их обратно? — расстроился Хоррибл.

Я сцепила зубы, почти ощущая на языке крупинки марципана и слыша горестный вопль отвергнутых плюшек.

Видя мои сомнения, слуга огляделся, приложил ладонь сбоку ко рту и наклонился через стол:

— По слухам, пекарня, с которой сотрудничает Мартинчик, изменила рецептуру, дополнив её фейской пыльцой. Поэтому с их продукцией другим сложно тягаться. Недешевое, конечно, удовольствие, но… так и тает во рту.

Я поневоле перешла на такой же шепот:

— Разве этот порошок не вызывает привыкание?

— Только пыльца пещерных фей. Остальные виды усиливают вкус и добавляют выпечке пикантность.

Пар, поднимавшийся от ещё теплой выпечки, коварно завернул шлейф в мою сторону, пощекотав ноздри.

— Хорошо, — сдалась я, снова беря кекс. — Только предупредите, чтобы в обеденные положили поменьше изюма. Так и скажите, что я на диете.

— Насколько меньше?

Я смерила кекс критическим взглядом.

— Пусть урежут на четверть. Нет, стойте, на треть.

Хоррибл сочувственно поцокал языком.

— И правда жесткая…

* * *

— Что это?

— Откроешь у себя в комнате. — Дракон ответил, не поднимая взгляда, а кончик пера продолжал вывязывать на пергаменте строки с уже знакомыми размашистыми буквами.

— Вы правда пишете письмо или просто не хотите на меня смотреть?

Острие замерло, и Кроверус поднял глаза, но перо не отложил.

— Откроешь у себя в комнате, — ровным голосом повторил он и, видя, что я собираюсь потрясти коробку, сделал упреждающий жест. — Лучше не надо. Могут сломаться.

Раньше при виде подарочной упаковки все прочие мысли и желания отступали перед одним — поскорее развязать, разорвать, перегрызть зубами ленточку и с предвкушающим трепетом поднять крышку. Предвкушение всегда лучше самого подарка. Ну, или почти всегда. Как правило, внутри оказывался наряд. Папа баловал меня до неприличия, да и от иностранных послов, прослышавших про любимую дочь Бессердечного Короля, перепадало: украшения, туфельки, редкие книги, певчие птицы с волшебным оперением и завораживающими голосами, перламутровые раковины, воспроизводящие шум прибоя — чтобы класть в ванную во время купания и, прикрыв глаза, представлять виденное лишь на картинках море.

От подарков я не отказывалась, я их всегда любила. Но сейчас мне было совершенно безразлично, что внутри. Платье, как и в прошлый раз? Ритуальные колокольчики на щиколотки для сегодняшнего вечера?

Я положила коробку на край стола и шагнула вперед.

— Послушайте, то, что случилось этой ночью…

— Ничего не было, — отозвался дракон всё тем же ровным искусственным голосом, от которого меня продирала дрожь. Словно беседую с механической куклой. — Мы танцевали и только.

— Мне жаль, что произошло то, что произошло. Я не хотела обижать вас.

— Ты и не обидела.

А в глазах — потрескавшийся черный лед. Дракон указал подбородком на коробку.

— Открой.

— Но я думала, вы желаете, чтобы я открыла её наверху…

— Желал. Теперь хочу видеть выражение твоего лица.

Я неуверенно подтянула коробку, расположив её так, чтобы удобнее было развязывать бант. Завязки никак не давались, и я закусила губу, пытаясь справиться с ними.

— Я помогу.

Дракон поднялся, обошёл стол и встал позади. Затылок погладило дыхание, от которого мысли спутались, а в коленях снова появилась слабость, и на какой-то безумный миг захотелось ощутить на плечах его сильные руки и очутиться в кольце объятий, которые скорее сокрушат, чем отпустят, почувствовать жар, перетекающий из его губ в мои, услышать, как сердце дракона ускоряет бег, опьяненное моей близостью, а хриплый выдох облекается в моё имя…

Ничего этого не произошло.