— Она была слабой горной ведьмой, Геор, — вздохнула Дараэлла. — А у слабой матери не может быть сильного ребенка. Просто неоткуда получить эту магию.
— Я все равно не понимаю, — покачал головой Геор. — О чем ты говоришь? Причем здесь это?
Улыбка Дараэллы была дикой. Ведьминской, как и полагалось. Она смотрела на него, как на глупого мальчишку, которому не суждено было осознать, что ж не так у этого клана.
— Если б ты спросил у своей матери, она бы тебе рассказала. Сила горной ведьмы проявляется во всем. Она отображается не только в том, как она колдует. Знаешь, какая горная ведьма будет самой красивой?
Геор молчал.
— Твоя мать была самой красивой в своем поколении, — пояснила Дара мягко, как делают это учительницы, объясняя непонимающему ребенку особенно сложный материал. — Такой, что глаз не отвести. Это наша магия, ее средоточие. Она не позволяет нам угасать. Потому, когда горная ведьма теряет магию, она теряет и внешность. Знаешь, когда я родилась, было понятно, что уродиной я не стану, но дети все милые, и из них разное вырастает. Но, становясь старше, я становилась и привлекательнее. Я ненавидела это. Меня ненавидели за это. Верховная, в особенности она. Она-то не могла похвастаться особенной красотой.
Она смотрела вниз с утеса, на свою соперницу, точнее, на бело-красное пятно — светлое платье и темная кровь, — и украдкой стирала слезы со щек. Геор вдруг вспомнил, что обычно самые лучшие тоже гонимы. Дара мечтала убежать из своего клана, и плевать, что она была лучшей.
Сейчас, на фоне гор, в этой мужской одежде, казалось, не способной подчеркнуть женскую красоту, Дараэлла была настолько великолепной, что от нее нельзя было отвести глаза. Геора поражало то, что он никак не мог привыкнуть к тому, насколько прелестной оказалась его жена. Обычно внешность приедалась, надоедала, находились изъяны. У Дары был отвратительный характер, она — дерзкая, непокорная…
Геор пользовался популярностью у женщин. Он встречал красивых — и не одну, и не две. Среди них были и те, кого можно было назвать идеальными дочерьми и в будущем — идеальными женами.
Тем не менее, через неделю он начинал понимать, что этого недостаточно. Ему быстро надоедали его избранницы, и он радовался, что не позволял себе большего, чем короткое прикосновение губ к закованному в перчатку запястью. Ничего такого, чтобы его могли на себе женить. К тому же, ему нужна была морская ведьма — отличное оправдание.
— У меня оказался самый чудесный голос, — прошептала Дара. — И неувядающая внешность. А еще я колдовала лучше всех остальных. Когда сюда случайно забредали мужчины, они смотрели на меня первую. И не хотели отрывать взгляд. Пока я была девочкой, это терпели. Потом, когда сформировалась, как девушка, они не смели меня ненавидеть, потому что я могла стать будущей верховной. Они возненавидели мою мать. Знаешь, почему?
— Почему?
— Если б моей матерью была Лисандра, они бы сказали, что она подарила им надежду клана, — прошептала Дара. — Но моя мама — обычная. И надежду клана горных ведьм подарил случайный заезжий мужчина. Во мне живет сила моего отца, Геор. Я — не горная ведьма. Просто моя магия живет так, как у них, потому что у меня есть кровь моей матери. Я понятия не имею, кто он. Но я не могу стать… — она взглянула на звезду, полыхающую на ее ладони. — Я убила ее, нашу бывшую верховную, понимаешь? Теперь я — следующая. Но это невозможно. Потому что я не одна из них. Я вернулась сюда, потому что не хотела оставлять тебя здесь. А теперь мне самой придется остаться. Но я-то чужая. От меня даже родная мать отреклась.
Геор наконец-то понял, о чем она говорила. Он схватил жену за плечи, рывком поворачивая к себе, и заглянул в ее синие глаза.
— Плевать на правила. Твой портал все еще открыт, — прошептал он. — Мы можем убежать. Нам ничто не помешает это сделать.
Он выхватил звезду из ее рук и, не раздумывая, швырнул ее вниз.
Дара вздрогнула. Ее словно ударило молнией — девушка напряглась и неотрывно наблюдала за серебристой металлической звездой, пока та падала вниз. Она ударилась о тело мертвой бывшей верховной и, полыхнув, растворилась.
Несколько секунд они стояли на одном месте, и Дара считала — мысленно, — до десяти, потом до ста. Ей хотелось убедиться в том, что это правда, и звезда действительно так и не появилась во второй раз на ее раскрытой ладони. Девушка, казалось, никак не могла отойти от шока, даже опустилась на колени, смотрела на свою мертвую предшественницу.
— Неужели меня отпустят? — прошептала она. — Неужели я все еще свободна?
Геор никогда не видел Дару в таком состоянии. Его уверенная, сильная жена в какой-то момент позволила старым страхам захлестнуть ее с головой. Она тонула в дурных предчувствиях, в мыслях о том, что ждало ее, если вдруг придется остаться. Каннингем знал, что понять ее до конца не удастся, в конце концов, это не его жизнь, он-то никогда не противился возможности стать адмиралом, но оставить сейчас Дараэллу значило лишиться ее навсегда.
— Пойдем, скорее, — поторопил он.