-- Ага. Значит, вы действовали исключительно в моих интересах. Спасибо. Я только очень надеюсь, -- с легким нажимом произнес Захаров, -- что хотя бы из женской солидарности никому больше вы не станете давать подобные разъяснения.
-- Так вот что вас в действительности беспокоит! -- Тане вдруг ужасно захотелось его подразнить. -- А вы никогда не слышали, что кроме женской солидарности существует еще и женская стервозность?
-- Демонстрируете свою? -- вежливо поинтересовался Захаров.
-- Вы на редкость догадливы. Но не волнуйтесь, я больше никому ничего разъяснять не стану, поскольку вмешательство в чужие семейные дела считаю занятием на редкость неблагодарным. Если вдруг вы не в курсе, Ирочке я это уже сказала.
-- Я в курсе.
-- Кстати, это не слишком большая жертва с вашей стороны?
Захаров вопросительно вскинул брови:
-- Что именно?
-- То, что вы решили меня подвезти, -- с готовностью пояснила Таня. -- Если Ирочка увидит, что ее тайный любовник совершенно открыто общается с ее соседями, она ведь может и бросить вас.
-- Уже бросила. Надо сказать, очень деликатно и дипломатично. Так что нынче мой статус изменился, теперь я бывший любовник вашей соседки.
-- Вообще-то я всегда знала, что Ирочка -- женщина практичная.
-- А вы? -- Пользуясь тем, что они как раз остановились у светофора, Захаров посмотрел на нее в упор.
-- Не слишком. Но любовник мне не нужен, -- на всякий случай сообщила Таня.
Она не отвела глаз, и эта игра в гляделки так захватила обоих, что Захаров чуть не пропустил зеленый свет. Из транса его вывел короткий сердитый гудок шестисотого "мерседеса", желавшего двигаться дальше.
Вообще-то он вполне мог сказать, что вовсе не предлагает ей себя в любовники, тогда бы она опять почувствовала себя полной дурой. Но отчего-то не сказал. Тем не менее именно так Таня себя и чувствовала. Наверное, потому что молчание затягивалось, опять грозя затопить все тесное пространство машины.
-- Между прочим, мы с вами так и не познакомились, -- произнес наконец Захаров. -- Я знаю, что вас зовут Таня. Ну а меня Глеб.
Свою реплику она пропустила, хотя тоже могла сказать, что знает, как его зовут. Но отчего-то не сказала.
Таким образом, бремя поддержания светской беседы легло на плечи Захарова. Объехав еле-еле ползущий троллейбус, он спросил:
-- Мне показалось, или я действительно видел вас в Фонтанном доме?
-- Вероятно, не показалось, поскольку я действительно там была.
-- Вы, Таня, тоже архитектор?
-- Нет, я искусствовед. Иногда пишу об архитектуре. -- Немного подумав, она добавила: -- И об архитекторах.
-- Случайно, не в журнале "Архитектурные излишества"? -- В его голосе отчетливо слышались нотки неприязни.
-- И в нем тоже. -- Таня вздохнула, понимая, что, кажется, пришло время признаваться.
-- Ну, тогда, полагаю, у меня не было необходимости представляться, -- пробормотал Захаров. -- Мне только что показали статью в последнем номере вашего журнала...
Вот и замечательно! До него уже дошло, кто она такая, так что и признаваться не придется.
-- ...которую написал некий Станислав Амельченко, вы, наверное, тоже видели...
Однажды такое действительно было. Последняя буква ее имени куда-то потерялась, и подпись под статьей гласила: "Станислав Амельченко". На сей раз, однако, все буквы стояли на своих местах, Таня видела это собственными глазами. Ее начал душить истерический смех, и, как она ни старалась его удержать, он все-таки прорвался наружу сдавленным всхлипом.
-- Значит, я был прав, -- с мрачным удовлетворением кивнул Захаров, -- вы видели эту статью.
Таня порадовалась тому, что они уже выехали на Университетскую набережную. Слава Богу, вечером движение здесь довольно спокойное, тем не менее просто на всякий случай она помедлила со своим признанием еще пару секунд.
-- Все гораздо хуже, -- сообщила она, когда поблизости от их машины не наблюдалось ни других транспортных средств, ни перебегающих дорогу пешеходов. -- Я ее написала.
Нервы у Захарова оказались крепкими. "Тойота" лишь слегка вильнула вправо, но тут же выровнялась.
-- Вы что, пишете под псевдонимом?
В его голосе Тане почудился сарказм, и она рассмеялась:
-- Вообще-то в этом нет ничего зазорного, но я подписываюсь своим собственным именем. Станислава Амельченко. -- Она открыла сумку и стала рыться в поисках визитки.
-- Я думал, вас зовут Татьяна.
-- Обычно все так и думают. Разумеется, кроме тех, кто знает, что это не так. -- Ей удалось наконец отыскать визитку, и она протянула ее Захарову. -- Вот.
-- Станислава Алексеевна Амельченко, -- прочитал он, все же следя краем глаза за дорогой. -- Кандидат искусствоведения... А учились?
-- В Академии художеств.