— Потому что бабья природа своего требует, — и тут же добавила, — мужички там только на вид, а так больно уж квелые. — Даже ты, мой Яшечкин — только не зазнавайся! — по сравнению с ними один против троих можешь выстоять.
— Перестань городить, — сказал он и спросил, — Четверка-то город закрытый, как же мы без разрешения?
Неля таинственно улыбнулась и, сунув руку в карман, вытащила три жетона.
— Видишь?! Вот они, пропуска. Леля постаралась — своего лейтенанта уговорила, а он тех, что повыше. Эти кругляшечки я еще вчера на КПП по паспорту получила. Короче, — вскинула руку и посмотрела на часы, — едешь или нет? — Яша молчал: было видно, что он колеблется, — если едешь, я подожду тут — костюм поприличнее и рубашечку. Только белую!
— У меня один костюм и тот на мне, — расстегнул пальто, — в таком примут?
— Даже без него могут, — ответила и, взяв под руку, повела к ближайшему перекрестку, — подожди здесь, я скоро, — направилась к парадному, по которому несколько дней назад стучали пьяные-пьяные каблучки.
Подруги появились вместе: Лена несла гитару, Неля — зачехленный баян. Яша поздоровался — кивнула.
— Разреши, я помогу, — сказал он, обращаясь к Неле, и прикоснулся к чехлу.
— Не надо, — поставила баян на снег и выжидательно посмотрела на приближающийся «Москвич».
Машина проехала мимо. Яков глянул на Лену и ему стало ее жалко. Она высматривала дорогу и, прижимая к себе гитару, ежилась.
— Горло перестало болеть? — спросил он у нее сочувственно.
— Откуда вы знаете, что я болела? — сощурилась.
— А я вас в аптеке видел, когда вы на горло жаловались и просили у продавца ингалятор.
Она сощурилась еще сильнее и, резко вытянув шею, приблизилась. Он отпрянул, потому что при этом ее лицо уродливо исказилось — нижняя челюсть выдвинулась до предела; губа оттопырилась, оголив зубы до самых десен.
— Что ингалятор! — сказала она, вернув своему лицу нормальное выражение, если бы мужскую силу в бутылочках продавали, тогда дело другое. — Побрызгал, открыла рот, показав музыкальными мальчиками, как это делается, — любую ангину как рукой снимет, — Heля, — обратилась к подруге, — почему ты не предупредила меня, что пригласила не Игоря, а Якова? Голоса у них так похожи, что я могла невинного человека обидеть. Сама знаешь, что мне с твоим Игорем здороваться и то противно.
— Потому не предупредила, что мне все равно с кем, — ответила та, просверлив Якова взглядом, — Игорь думает, что я должна ему больше, чем он мне, — и со злостью, — половчее чем он у моих дверей плакались.
«Только Четверку посмотрю, а там с этими „клеопадлами“ попрощаюсь так, как они на это напрашиваются. Послать бы их начисто и уйти!» — подумал он и, придав голосу невозмутимость, сказал:
— С Игорем тебе было бы веселее.
— Он женихом моим считается, понимаешь? — наклонилась к чехлу, — я обещала с ним приехать, а он в Москву укатил, — обхватила ремень, — за него сойдешь! произнесла с ехидцей и, выпрямившись, осмотрела его с ног до головы. — Я не думаю, что ты откажешься, если я, как женщина, прошу тебя о таком маленьком одолжении, тем более, что я за это кое-чем уже заплатила.
Легковая машина подъехала вплотную к бордюру…
— Капустикова? — спросил шофер, приоткрыв дверцу.
Неля молча кивнула и, приподняв баян, пошла к машине.
— Впереди садись, — сказала она подруге и, обращаясь к Якову, — а ты со мной!
Машина, миновав две-три улицы, свернула на бетонную трассу. Солнечный диск окончательно спрятался за сопками. Всю дорогу ехали молча. Впереди показалось несколько светящихся точек. Их становилось все больше и больше — самая яркая превратилась в прожектор, установленный над крышей контрольно-пропускного пункта. Машина остановилась. Неля опустила стекло и показала жетон. Часовой заглянул фонариком внутрь машины и, помедлив на лице Якова, махнул в сторону городка. «Ну и фонарик!» — подумал Яков, обратив внимание на форму — она чем-то напоминала дореволюционный парабеллум. Улицы оказались многолюдными. Театр, кафе, ресторан, магазины — внешне все выглядело как в самом обыкновенном городе.
— Приехали, — сказал шофер, затормозив возле небольшого двухэтажного дома.
— И без вас знаем, — откликнулась Неля, — я на этой улице три года мучилась.
Она вышла, ловко вытащила баян и неспешно направилась к подъезду. Новых гостей встретили шумно.
— Девочки, как я вас ждала! — воскликнула невеста. — Садитесь здесь, показала напротив. — Вы знаете, а его друзья, — она наклонилась к жениху и поцеловала его — не приехали. Вот поздравительная, — потянулась к окну и, откинув занавеску, взяла телеграмму — показала Неле, — окружными учениями отписались! — и, снова поцеловав жениха, залилась грудным смехом.
— Слабо целуешь, — крикнул мужчина, стриженный под ежик.
— Горько! — закричали гости.
— Подождите, — сказала невеста, — мамуля, — обратилась она к моложавой женщине, — произнеси тост. Меня и Вову сегодня даже профком поздравлял, но я думаю, что главное слово за тобой осталось.
— Я, доця, говорить не умею.
— А ты попробуй!
— Тост! Говорите! Тост, Степанида Ивановна! Тост! — послышались требовательные голоса.