Свадьба Берсерка

Ее муж что-то промычал — и продолжил храпеть. Ничего, подумала Рагнхильд, поднимаясь с кровати и подходя к оконцу. Стражники у двери опочивальни знают, что Убби сначала зашел к молодой жене, а через какое-то время потребовал эля. Его сонливость, когда он наконец проснется, спишут на усталость новобрачного и крепкий эль…

Она распахнула ставню.

Вскоре отсветы пожара начали лизать дома по ту сторону дорожки. В крепости закричали, к главному дому побежали люди…

Забава проснулась от кашля. В горле першило, в висках билась колючая, давящая боль.

А по опочивальне метались яркие отсветы. Плыл дым — лентами, темными клоками.

Горим, мелькнуло у нее в уме. Забава вскинулась, садясь. Повернулась, краем глаза разглядев спавшего рядом Харальда…

По стене, выходившей в проход, и по простенку над изголовьем кровати танцевали языки пламени. Бревна обугливались прямо на глазах.

А над головой вовсю трещало и гудело — пламя уже шло по потолку, набирая злую силу.

— Харальд, — крикнула Забава.

И вцепилась ему в плечо, затрясла.

Харальд проснулся как-то сразу — спокойно, без дерганья, вроде как и не спал, а просто лежал с закрытыми глазами. Глянул на нее, тут же одним движением взмыл с кровати, на ходу разворачиваясь и осматриваясь.

И тоже закашлялся.

Забава, задыхаясь, уже ковыляла по опочивальне, отыскивая одежду, которую Харальд стащил с нее прошлым вечером, а потом куда-то зашвырнул.

Хоть пожар и разгорался, заливая покой светом, ей казалось, что становится все темней. Кашель рвал грудь, боль в голове нарастала, била молотом. Половицы и бревенчатые стены опочивальни качались перед глазами, расплывались…

Но одежду Забава все-таки нашла — на полу возле одного из сундуков. Подобрала, начала выпутывать рубаху из шелкового свертка, в который руки Харальда превратили ее одежду.

Но тут он налетел сзади. Выдрал у нее из рук тряпье, накинул ей на плечи покрывало и дернул за собой.

Но не к двери, а к стенке напротив. В другой руке поблескивала секира.

Успею или нет, подумал Харальд, одним движением сорвав с оконца ставню — и толкнув к ней Сванхильд, которая уже успела надышаться. Успею или нет прорубить пару венцов под окном, чтобы выбраться наружу прежде, чем потеряю сознание…

Впрочем, для девчонки хватит и одного венца.

А на то, чтобы ударом кулака разметать бревна, не хватит даже его сил. Сруб — это не куча беспорядочно наваленных бревен.

Да и потом — как только венцы разойдутся, их придавит крышей. Доски над потолком уже горели.

Придется прорубаться наружу. Дверь кто-то запер, но он все равно не стал бы ее открыть — раз стена со стороны прохода уже занялась, пробиваться туда не было смысла.

Бестолково построенный Йорингард и тут оказался бестолковым — окошко в опочивальне было слишком маленьким, чтобы через него выбраться наружу. Понятно, что берегли тепло и опасались нападения — вдруг кто-нибудь полезет через окно?

Но в его Хааленсваге в случае чего можно было выбраться через крышу. Что и доказала девчонка, разнеся ему кровлю.

Харальд выждал, давая Сванхильд подышать воздухом, потом оттолкнул ее в угол рядом с оконцем. И размахнулся, врубаясь секирой в бревно под ним.

Дерево зазвенело, принимая лезвие. Но замах получился не слишком удачным, лезвие вошло косо. И не так глубоко, как следовало.

Может, потому, что его горло раздирал кашель, а в груди горело. Боль сдавливала лоб и затылок стальным обручем.

И не было перед глазами красноватого сияния — дар берсерка, всегда выручавший его в бою, сейчас почему-то спал.

Предали, зло подумал Харальд, пытаясь хоть так пробудить силу, дремавшую в его теле. Предали. Кто-то поджег дом. Он помнил, что вечером, когда возвращался к себе, огня в топках печей уже не было. Разве что Свальд опрокинул у себя светильник?

Но даже после мысли о предательстве краснота перед глазами не появилась. И бревенчатые стены заливали только рыжие отсветы пожара…

Харальд выдрал из бревна застрявшую в нем секиру. Сванхильд, кашлявшая рядом, осела на пол. То ли испугалась пролетевшей рядом секиры, то ли ей стало плохо.

Опочивальня полыхала уже наполовину. Огонь тек по просушенным бревнам резво, радостно. Выкидывал желтые ленточки в щели между потолочными досками, быстро черневшими.

И стены качались у него перед глазами. А красное сияние все не появлялось, в руках не было привычной силы.

Дар Одина его предал.

Неужели умру, как-то спутано изумился Харальд. То, чего не смогли сделать многие и многое — сделает в конце концов огонь и чья-то предательская рука, поджегшая дом?

А как же все — пророчество, Рагнарек, то, что он должен подняться в небо?

— Ярл, — заорали вдруг с улицы. — Мы сейчас.

С той стороны по бревнам ударили сразу несколько топоров — его люди тоже пытались прорубить лаз.

Это было последнее, что он услышал, потому что после второго замаха секирой перед глазами потемнело.

И все исчезло. Мысли, звуки, жадное сияние пожара…

Харальд толкнул ее к оконцу, замахнулся по одному из бревен под оконцем раз, другой — а потом осел на пол, привалившись к стене. Секира упала на пол, так и не коснувшись венца во второй раз.