Свадьба без согласия невесты

Он был темным как грех. Пятно на камне. Его волосы были блестящими и настолько черными, что отливали синевой и напоминали вороново крыло. Его лицо было жестоким и жестким, таким жестким, что у меня перехватило дыхание. Он был сделан из мускулов, стальных и опасных, – поразительный контраст с благородными мужчинами, с которыми я росла. Он не был элегантен. Он не был грациозен.

«Он не имеет права на мою прекрасную сестру», – подумала я.

Именно это мой отец выразил тогда в недвусмыс ленных выражениях. «Селеста, – вопил он, – создана для лучшего!»

Но вот для меня Хавьер Дос Сантос оказался достаточно хорош.

– Конечно же я не ненавижу его, – сказала Селеста все с тем же смехом, предполагавшим, что я слишком молода и глупа. – Откуда ты вообще это взяла?

– От тебя. Ты кричала, что ненавидишь его и будешь ненавидеть вечно и никогда не унизишься до дешевого всепрощения.

– Вот что я могу рассказать тебе о Хавьере, – прервала меня Селеста. – Он не такой, как другие. Ты должна это знать заранее. Отбрось все предубеждения, которые у тебя есть.

– Единственный мужчина, которого я знаю, это отец. Ну, еще несколько священников. И твой муж.

Я не хотела произносить эти слова таким тоном. «Твой муж». Как будто я его осуждала.

Но Селеста, расслабившись, откинулась на спинку дивана. Как будто в этот момент она могла наконец отступить от своего обычного строгого совершенства.

– Хавьер сильный. Он возьмет то, что хочет. И, что еще хуже, ты с радостью унизишься, чтобы дать ему желаемое.

Я нахмурилась:

– Я не собираюсь унижаться. Тем более с радостью.

Селеста махнула рукой:

– Так и будет. Он унизит тебя, оскорбит и, вероятно, заставит плакать. И ты поблагодаришь его за это.

Сердце колотилось так сильно, что у меня закружилась голова. В горле пересохло, язык присох к нёбу. Страх, казалось, пульсировал во мне все жарче и неистовее с каждой секундой.

– Зачем ты мне все это говоришь? За день до моей свадьбы!

Если Селеста и смутилась, то не подала виду. Совсем.

– Я просто пытаюсь подготовить тебя, Имоджен.

– Я и без того считаю, что он чудовище. Не понимаю, почему ты думаешь, что разговоры об унижениях и оскорблениях улучшат ситуацию.

– Тебе, конечно, придется следить за языком, – сказала она почти печально. – Дерзости он не потерпит. Или того, как ты беззаботно бегаешь по дорожкам, словно простолюдинка, вспотевшая и румяная.

Она-то от природы была стройна и красива. И считала, что любой, кому приходится трудиться ради приближения к идеалу, никогда идеальным не будет.

Раньше мне как-то не приходило в голову, что это может относиться и ко мне.

– Значит, тебе очень повезло, что ты избежала этого, – тихо сказала я. – Что я несу это бремя за тебя. Ради семьи.

Я никогда раньше не видела ее такой. Ее лицо вспыхнуло. Она вздернула подбородок, глаза ее сверкнули.

– Я и впрямь считаю себя счастливицей каждый день.

Я обнаружила, что мои руки теребят подол пижамы, выдавая беспокойство.

И как ни странно вела себя сегодня моя сестра, она все еще оставалась моей сестрой. Единственным человеком, который никогда не наказывал меня за вопросы.

Вот почему я осмелилась спросить о том, что беспокоило меня больше всего с тех пор, как отец объявил о моей помолвке за рождественским ужином.

– Как ты думаешь… – Я прочистила горло. – Он сделает мне больно?

Селеста долго молчала. А когда заговорила, в ее взгляде появилась жесткость, губы скривились, и она больше не выглядела расслабленной.

– Ты переживешь это, – сказала она мне. – Ты справишься, Имоджен, к добру или к худу, но именно за это ты будешь держаться. Мой тебе совет: забеременей как можно быстрее. Такие люди хотят наследников. В конце концов, это все, чего они хотят. Чем скорее ты выполнишь свой долг, тем скорее они оставят тебя в покое.

И еще долго после того, как она покинула мою комнату, я стояла на месте как громом пораженная. И не могла дышать. В груди у меня что-то сжалось от страха, и я невольно подумала, что сегодня впервые увидела свою сводную сестру – по-настоящему увидела.

Это наполнило меня печалью.

Но в то же время меня охватило какое-то непонятное беспокойство.

И оно заставило меня подняться на ноги. Я вытерла странную влагу с глаз и направилась к двери, но тут же живо представила себе реакцию отца, если он увидит, что я брожу по дому, полному важных гостей, в пижаме и с всклокоченными волосами.

Я вернулась в спальню, быстро оделась, напялив платье, которое подготовили мне горничные, поощряя меня одеваться так, как желает мой отец. Мне платья были не по вкусу, особенно в это холодное время, пусть это и было с длинными рукавами и из тонкой шерсти. Я надела под платье мягкие кожаные сапоги до колен и посмотрела на себя в зеркало.

Элегантнее я не стала.

Такие кудри, как у меня, всегда выглядят спутанными. Мои волосы сопротивлялись любым попыткам укротить их. Монахини сделали все, что могли, но даже они не смогли побороть естественную склонность моих волос к свободе. Волосы были проклятием моего существования. Так же, как я была проклятием моего отца.