– Луи – он хороший, красивый, надежный, но… даже не знаю, – начала она.
– Что не знаешь?
– Не знаю, готова ли я выйти за него. Он – другой, понимаешь? Манеры все эти, этикет постоянно…
– А это разве плохо?
– Это неплохо, но это все – другое, не наше, понимаешь? Я выросла в другой среде. Вот мы сейчас едим бутерброд с докторской колбасой, а он бы не смог так!
– Докторскую не любит? – искренне удивилась мама.
– Да при чем тут докторская?! Ты даже не понимаешь, о чем я говорю!
Мама действительно не понимала. Всю свою жизнь она прожила в военном городке, из которого никуда не выезжала, кроме дачи. Французов она видела только по телевизору. Про этикет что-то слышала, но когда Марина назвала это слово, то почему-то подумала, что это какое-то французское блюдо. В общем, была Любовь Ильинична, а так ее звали, далека от всего, что происходило за пределами городка, в котором она жила, и переживания дочери не были ей понятны.
Луи прилетел с цветами. Он вез их из Франции в специальном горшке. С собой он также захватил круасаны, которые любила Марина. Луи весь светился от радости, когда увидел свою избранницу.
– Наконец-то, любовь моя… наконец-то я тебя увидел, – сказал он Марине, как только ее увидел, и протянул цветы.
– Здравствуй, милый, ну а теперь на дачу, мама уже ждет нас.
– На дачу! Я столько про нее слышал. Мне не терпится там оказаться!
Когда они приехали, Любовь Ильинична уже доваривала свой фирменный борщ – хотела удивить будущего зятя. Луи привез цветы и будущей теще. Он сразу же протянул ей букет, как только увидел. Любовь Ильинична от неожиданности села на стул: последний раз цветы ей дарил муж на Восьмое марта лет десять тому назад.
– Ой, Господи, Маринка, какие красивые цветы! Скажи Луи спасибо. Как там по-ихнему спасибо?
Марина поблагодарила своего молодого человека от имени мамы.
– Милости просим на кухню, отведать борщечка нашего. Специально для зятя варила! – продолжила Любовь Ильинична.
Луи прошел на кухню, предварительно помыв руки в тазу. Иван Петрович, отец Марины, в этот момент разливал по рюмкам водку, а в бокалы – советское шампанское. Увидев гостя, он сразу же кинулся жать тому руки и что-то нервно объяснять. По-русски. Говорил Иван Петрович, как всегда, про политику, про конфликты в мире и в конце обычно давал свои прогнозы. Собеседников своих он не слушал и их мнением не интересовался. Вот и сейчас он не придал ни малейшего внимания тому, что Луи француз и его не понимает. Под столом ходила облезлая кошка Мурка и терлась о брюки Луи, которые он купил перед вылетом в одном из самых модных магазинов Парижа, пытаясь произвести впечатление на Марину.
– Марина, а нельзя ли это животное убрать? Оно испачкает мне брюки, – простонал Луи, корчась от брезгливости.
Не успел он договорить, как Любовь Ильинична схватила кошку под брюхо, поднесла к лицу и поцеловала ту в нос:
– Мурочка, киска моя, познакомься с гостем, это наш будущий зять, вам надо подружиться, – сказала она и сунула кошку в руки Луи.
Тот от неожиданности скинул кошку вниз, вскочил со стула и прокричал:
– Не надо, я боюсь, у меня… аллергия, – зачем-то соврал он и побежал мыть руки в тазу.
Любовь Ильинична не поняла реакции гостя:
– Маринка, он что у тебя, кошек боится? Во дает! Мужик, а котов боится! – И будущая теща громко засмеялась.
– Да нет, у него аллергия! Отстаньте от него со своей кошкой, – соврала Марина.
– Ну, давайте за встречу! – внезапно заговорил Иван Петрович, хотевший уже продолжить свой разговор про политику. После выпивки он обычно начинал говорить громче и эмоциональнее.
Все чокнулись и выпили. Луи внезапно покраснел и, схватившись за шею одной рукой, другой помахал в воздухе, показывая, что ему срочно требуется вода. Марина сразу же протянула ему стакан с водой.
– Фу, какая дрянь… Я чуть не задохнулся. Что это за гадость? – спросил Луи у Марины, едва продышавшись.
– Ты что ему налил? – спросила Марина у отца.
– Как что? Первак! Мать вчера выгнала, отличный напиток. Крепковатый, правда, ну так он мужик у тебя или баба?
– У них там не пьют такую дрянь! Налейте ему шампанского! – Марина взяла рюмку с остатками самогона и понюхала ее. – Фу, какая гадость, как ты только ее пьешь?
– Ну, под борщ у нас положено, – вмешалась Любовь Ильинична, защищая мужа. – Сама знаешь.
Все сели есть борщ, и в комнате был слышен лишь стук ложек. Иногда Любовь Ильинична дула на ложку как-то особенно громко, затем втягивала в себя охладившуюся жижу, а ее муж что-то начинал говорить про Путина, но потом так же быстро замолкал.
– Марина, а что это за суп? Тут все плавает в тарелке целиком! – спросил Марину Луи, так и не притронувшись к борщ у.
– Это вареные овощи плавают.
– Так они же почти целые тут, не перемолотые, как пюре.
– Да, это борщ, Луи. Его так едят.
– Извини, но у нас такие супы перемалывать положено. Целиком овощи у нас только свиньям дают, пардон… но я такое есть не буду. И еще он горячий, как кипяток!
– Мама, у тебя есть миксер? – вскочив, прокричала Марина. Она уже начинала выходить из себя. Затея с приездом француза не нравилась ей с самого начала.