Свадьба (СИ)

В 1997 году, сдав летнюю сессию, я должна была ехать в Киев на практику. Узнав об этом, я ежедневно рассказывала Оксане, что боюсь оставлять его тут на три месяца, что просто с ума сойду от ревности. Просила ее наблюдать за поведением Никиты.

В июле он один провожал меня на вокзал (я попрощалась со всеми еще дома, не хотела, чтобы кто-то мешал нам). Все было, как положено: цветы, открыточка с приятной и грустной надписью и трогательным рисунком — на память. Еще была последняя чашка кофе перед отъездом. А я все время плакала и просила его звонить почаще. Он, как положено было, обещал. Когда объявили посадку на поезд “Харьков-Киев”, я заметила, как его глаза увлажнились, и просто без слов положила голову ему на плечо.

Я ехала в купе со своими одногруппницами, совершенно не обращая на них внимания. Они пытались как-нибудь меня расшевелить, но я только смотрела в окно.

Когда мы легли спать, я несколько часов проплакала, и так и заснула со слезами на глазах.

Два месяца он звонил мне каждый вечер, но потом звонки стали редкими, а родной голос на другом конце провода каким-то странным.

Когда, наконец, я смогла съездить домой на неделю, сразу же, даже не сняв туфли, кинулась к телефону.

— Привет, любимый. Я дома, — сказала я.

После короткой паузы он сказал:

— Я очень рад, Элечка.

Он никогда не называл меня так. Ему больше нравилось “Лёля”.

— Мы сегодня увидимся?

— Нет, у меня много работы (к тому моменту он уже давно работал). А ты отдыхай и высыпайся, — добавил он. — Я позвоню.

Мне стало сразу как-то холодно и неуютно. Эля? Он ненавидел это имя. Мы не виделись три месяца, а у него много работы? Я, не переодеваясь, побежала к Оксане, даже не позвонив родителям. После того, как улеглась радость от встречи, я спросила, что с Никитой.

— Знаешь, он сейчас очень занят, — сказала она. — Да и мне некогда, я давно его не видела.

— А как твой Саша? — спросила я.

— Мы расстались, — спокойно ответила она.

Я решила не расспрашивать больше и пошла домой.

Приняв ванну, я тут же заснула.

Проснулась рано и просто уставилась в потолок. Я вспоминала его, всматривалась в фотографию, стоявшую на тумбочке, где вокруг нас, красивой и счастливой пары, все было усыпано осенними листьями.

А часов в десять раздался звонок телефона. Последние остатки надежды, шевельнулись где-то в сердце. Мелькнула мысль о том, что он действительно не мог вчера разговаривать.

Но его сухой, холодный, какой-то чужой голос сразу же развеял иллюзии.

— Эля, надо поговорить.

— По-моему, уже не надо.

— Надо, я не могу сказать тебе всего по телефону.

Мы договорились встретиться в одном из небольших кафе, которыми усеяны центральные улицы. Я собралась с мыслями, и пошла.

Это был один из дней “бабьего лета”, когда воздух теплый и прозрачный, когда тихо шуршит листва под ногами, когда все чему-то улыбаются, сами не зная, чему. Умиротворение, спокойствие и жажда деятельности, жизни, радости одновременно заполняют душу. Но мне ничего не хотелось, мне нечего было ждать. Я предполагала, что скажет мне человек, которого я люблю больше жизни, как ни банально это звучит. Единственное чувство, еще оставшееся во мне — это радость от того, что я дома, в Харькове, что каждая улица, каждый дом — часть меня.

Выглядела я хорошо. Длинные черные волосы, зеленые глаза, подведенные тонкой линией зеленого карандаша, черный джинсовый костюм. Где-то глубоко внутри меня шевелилась надежда, что он, увидев меня, не сможет так просто забыть о пяти годах, проведенных вместе.

Действительно, когда он увидел меня, в его холодных глазах, появился оттенок нежности. Но он подавил всякие эмоции, глаза снова стали похожи на две голубые льдинки. По-дружески поцеловав меня в щеку, он подвинул мне стул и сел сам.

Заказав кофе, я медленно, словно боясь сделать что-то не так, достала сигарету и закурила.

— Эля, ты уже, наверное, все поняла, — начал он, и я кивнула. — После того, как это произошло, после того, как я тебе изменил, я не мог решиться, ведь нельзя забыть пять лет с тобой. Но я все же делаю это по двум причинам: во-первых, к ней у меня возникло сильное влечение, а во-вторых, я не смог бы продолжать наши отношения.

Я сидела молча. Меня разочаровали его слова, этот заученный текст, такой типичный и сухой. Вдруг я спросила:

— Чего ты ждешь от меня? Ты все сказал? Теперь можно скажу я?

Я очень благодарна тебе, у меня нет даже обиды на тебя…

— Я тебе еще не все сказал, — прервал он меня.

— Что еще?

— Мы с Ксюхой теперь вместе.

У меня дрогнула рука, и я пролила кофе себе на джинсы. В глазах потемнело, в висках застучало.

Как? Он и Ксюха? Ксюха?!

Я огромным усилием воли сдержала слезы, но все равно выражение моего лица заставило Никиту обнять меня. Я сказала: “Не трогай”…

***

Полгода в Киеве я не могла понять, кто я, где нахожусь. Потом стала знакомиться с мужчинами, веселилась с друзьями, работала. Но это была не я.

Та часть меня, которая жила, ощущая рядом любящий взгляд и добрую улыбку, как будто умирала, была без сознания. Но я точно знаю, что она живет во мне до сих пор.