Свадьба в Беляевке

- Шоб Татьяна много на себя не брала и не распускала руки! - заполнил паузу Хома, залившись с Марихуаной собачьим лаем.

- Я дарю тёлку, поросят… три штуки, хату возле колодезя… - Верка сделала паузу, чтобы подчеркнуть, что хата в самом престижном районе федеративной Беляевки. К тому же неподалёку от единственного источника питьевого водоснабжения.

Впрочем, если исключить это преимущество, хата - низкая убогая мазанка, которую построили при царе Горохе, стоила пятак и могла считаться только приложением к подарку. К тому же народ, уставший от неблагодарного рабского труда, стал потихоньку перебираться в город, оставляя и лучшие хаты…

- …и тыщу рублей денег!.- Верка обвела присутствующих таким горделивым напыщенным взглядом, будто подарила миллион.

Невеста стукнула лопоухого жениха локтем в бок, поскольку дала согласие идти под венец не за «тыщу», а за «тыщу двести». Она покраснела от злости и громко, дабы прилюдно уличить свекруху в обмане, заявила:

- Мама, кажись, мы договорились за тыщу двести, - она всем своим видом показывала, что намерена уйти. - За тыщу пускай Жорка женится на бабе Нюре!

Нюркины дочки захихикали, оставив Фунтика мучиться вопросом о причине смеха.

- Не без шипов прекраснейшая роза, - отметил про себя Жульдя-Бандя.

- А свальбу играть?! - злобно проскрежетала Верка, наливаясь кошенилевыми брызгами гнева.

Назревал международный скандал местного значения, который, на удивление, сумел отвратить - кто бы вы думали? - Фунтик. Уговорив несколько рюмок, он осмелел окончательно. Встал, привлекая к своей персоне внимание, радушной южной улыбкой озарив сельских тружеников:

- Я дико извиняюсь! Но мы севодня празнуем отмечать свадьбу, а не за просто так. Зачем нам этот скандальёз? Из-за рыжей бабы драться?!

Верка отправила Фунтику взгляд, наполненный материнской любви и нежности за «рыжую бабу».

Тот небрежно вынул из кармана стопку четвертных. Отсчитал десять листиков и поднёс молодой, которая тотчас оттаяла, приняв облик невесты, а не стервы. Фунтик возвращался, провожаемый восторженными взглядами пролетариев, будто ему только что вручили орден Трудового Красного Знамени.

Заметим, несколько поостыл и Ванька Макуха, брат Николая Хмеля, со своими прокурорскими амбициями, у которого уже возникло неодолимое желание набить рожу городскому выскочке за оскорбление невесты. Впрочем, такое же желание у него родилось и относительно Жульди-Банди. Однако пока для этого не было веских оснований, к тому же он, в силу ограниченности мышления, не понимал статуса последнего, как, собственно, и остальные.

- Знать скандала не желала предрассветная Москва (В. Высоцкий), - придал сюжету поэтическое оформление Жульдя-Бандя.

На столе, где гнездился Фунтик с «тремя девицами», уже стояла покрывшаяся инеем бутылка «Пшеничной» из погреба. Это автоматически переводило его из евнуха в статус VIP-персоны.

- Горько! - радостно завизжал Монгол, нарушая табу, поскольку «разевать пасть» ему было всё-таки не велено.

Верка оставила полрюмки, подчёркивая этим, что за невестку-стерву пить не намерена. Это сразу же было замечено хуторскими бабами для завтрашних сплетен у колодезя.

Штылиха, толкнув локтем в бочину Штыля, прошипела: - Оставила на слёзы.

Тарзан с Мусей грянули туш. Жульдя-Бандя, дабы исключить поползновение музыкантов ещё на один заход, перекрестил в их сторону руки.

- Минутку внимания, господа! Слово для поздравления предоставляется родителям невесты.

- А родителя моль трахнула! - сообщил интимные подробности Упырь, чем несказанно угодил Жоркиной мамаше, которая за малым рот не порвала злорадною улыбкой.

- Саматари - как би она тебья не тарахнула! - вступился за мамашу невесты Ара - Руслан Абрамович Манукян.

Сулико - черноволосая грузинка Тамара Гамбашидзе, которая работала фельдшером в Атаманске, дёрнула мужа за рукав, поскольку рядом был отпрыск, начинающий в этом разбираться. Отпрыска звали Александром, а в народе о нём говорили – «смесь бульдога с носорогом». Он взращивался гремучей смесью трёх религий, что давало ему полное основание глубоко плевать на каждую.

Глава 7. Поздравление тихопомешанного Дон Кихота с первой Беляевки

Тут в проходе появился странный тип. Молодой, высокий, в гимнастёрке поверх мятой, в серую клетку, рубашки, в круглой шляпе, летних солдатских ботинках и с выцветшим искусственным цветком в правой руке. Он какою-то странною походкой, вертя головой, шёл к столикам, покушаясь утвердиться в качестве гостя.

Жульдя-Бандя мгновенно ухватил сюжет и, повернувшись к пришельцу, появление которого обрадовало всех, кроме, разве что, хозяйки - Верки Матюхиной, театрально взмахнул в его сторону рукой: