— Держи, Кот. Видишь, как распорядилась нами судьба. Ты — никому не нужный астроном. А я — такой же неугодный миру учитель музыки. И лишь войне мы необходимы до крайности! Без нас война не чувствует себя войной.
— Хрена с маслом! — воскликнул Мурзик, с благодарностью беря сигарету. — Дело не в профессии. Войне по барабану, кто ты есть. Войне важен сам барабан. А кто в него стучит, ей по-фигу. Вот поэтому — самый лучший выход из ситуации, в которой оказались мы — сдаться к чертовой матери в плен. И чем скорее, тем лучше. Я уже навоевался в вашей чокнутой стране. Поеду лучше в Сомали. Там, в кого ни стрельни, все равно в негра попадешь. Кто мне они? Негры как негры… А здесь вы стреляете в самих себя. Ну вас всех к черту!
Мурзик встал на ноги, закурил сигарету и вдруг, вспомнив что-то, резко сел обратно.
— Слушай, Петруха, — сказал он. — Давай вскроем твой пластиковый пакет. Ведь интересно, что один поп другому пишет. Все равно мы в Донецк никак не попадем, потому что сдадимся луганской милиции… Здесь же, в Донбассе, все русские охохлячились до крайности. Типа: моя хата с краю — ничего не знаю. Донецкая республика существует отдельно от Луганской. Даже ежу понятно, что воевать лучше вместе. А здесь — каждый на себя одеяло тянет. Вон, Крым проявил единство, уже в составе России. Попробуй, тронь, не то, что без зубов, без яиц останешься… Поэтому, сдавшись луганским колхозным пацанам, ты в Донецке никогда не окажешься. В связи с этим предлагаю вскрыть конверт, иначе его отберут при обыске и ни ты, ни я ничего не узнаем…
Петро с досадой вспомнил, что проговорился Мурзику о конвертике еще месяц назад. Тогда можно было купить водку где угодно, и они с грузином крепко пили по какому-то не совсем ясному поводу. Но теперь доводы Мурзика были убедительны, и Москалюк решил поддаться им.
Тем более, он еще в Киеве, перед отправкой в зону так называемой антитеррористической операции, говорил отцу Пафнутию, что может не попасть в Донецк, так как не знает, куда его пошлют. На что Пафнутий заявил, что Донбасс маленький и оказаться в Донецке можно запросто. Надо только чаще стрелять и смелее бегать в атаки…
Петро достал из кармана пластиковый конвертик. Мурзик тут же отобрал его и заявил:
— Дай я! Вскрывается с легкостью.
Он вытащил из кармана складной нож и отрезал им одну из кромок. Москалюк выхватил у него из рук уже открытый конвертик и достал из пластика сложенный вчетверо лист обычной бумаги. Мурзик, жадно блестя глазами, тут же навис головой над разворачиваемым листом. Петро посмотрел в бумагу и обомлел. По всей поверхности листа в цветном изображении красовался его зад с выгравированным на нем американским флагом. Внизу страницы корявым почерком было написано: «Серапиоша! Видал, как ныне паства развлекается?».
Мурзик заржал, как конь. Петро же испытал испуг. Он сел на подсумок и отбросил в сторону ненужный более листок. У него тут же возникла догадка, что дрянной отец Пафнутий воспользовался его моральной незащищенностью во время исповеди с последующим сниманием штанов, и подло сфотографировал объект исповедования с помощью мобильного телефона. В голове брезжила лишь одна спасительная мысль — Мурзик не знал, что на листке отпечатан именно зад Петро.
Грузин подобрал листок и, разглядывая его, веселился от души. Он, смеясь, говорил:
— Вот как люди развлекаются! Это какой же педик поделился своим сокровищем с попом? И именно этот снимок твой хваленый отец Пафнутий велел передать какому-то священнику в Донецке? И ты хранил его как самое дорогое на свете? Ха-ха-ха! Вот это клоунада! Погоди, как там зовут этого получателя? Отец Серапион? Отличное змеиное имя! Я всегда знал, что попы — те еще юмористы!
Мурзик продолжил хохотать, хлопая руками по своим тощим коленкам. Петро, совсем неожиданно для себя, присоединился к нему. Они смеялись хором. До слез. До икоты. И в эти минуты Москалюк вдруг понял, что флаг на ягодицах совсем не повод для того, чтобы чего-то постоянно бояться. Нужно просто быть собой. И все. И никакое ущербное состояние тела не сможет мешать жизни. И не надо сетовать на какой-то немодный в нынешнее время аккордеон или ненужную профессию астронома. Надо просто жить. Жить в мире с собой и другими людьми…
Петро спросил:
— Когда сдаваться будем?
— Завтра, — ответил Мурзик.
— Может, лучше сейчас перебежать?
— Не, в темноте грохнуть могут. Подумают, что разведчики.
Мурзик похлопал себя по карманам и опять вопросительно взглянул на Москалюка. Петро достал многострадальную пачку и выдал приятелю сигарету, не забыв при этом себя.
Грузин, затянувшись, сказал: