Вечерний стол ломился от деликатесов, повара постарались на славу. Подъехали новые гости, и все наладилось. Ежов в доказательство своей бодрости хлопнул полный стакан водки, закричали горько, и веселье возобновилось. Что описывать? Тосты, танцы, шутки и смех, конкурсы. Неутомимый Лев Ильич хлестал шампанское бокалами, словно лил за воротник, часто отлучался позвонить в прихожую, где имелся телефон и сортиры, а бородатый фотограф без остановки трещал фотоаппаратом, слепил вспышками, и азартно менял кассеты, как рожки в автомате, создавая иллюзию боевых действий. Настал вечер, затем поздний, стемнело к полуночи. Гости перепились вдрызг и в сиську, кто как умеет, облевали все кусты и полили углы, праздник есть праздник, кто-то легко подрался, кто-то поскандалил, кто-то прикорнул прямо под забором. Дядя Миша был трезвенником, тем более на посту, покушал от души, и ничуть не обижался, однако пора и честь знать. Но не гнать же? Сильно захмелевший жених плюнул на приличия, депутаты тоже люди, поднял невесту на руки и, не смотря на сопротивление, понес в спальню. Все гадали, куда это они вдруг? Шутки известные, повторять не будем, а отправимся вслед за молодыми, там назревал конфликт. Оказавшись за пределами гостиной, Пума вдруг начала сопротивляться по-настоящему. Выпила невеста лишнего и забыла, зачем свадьбы бывают, что по закону отлынивать невозможно. Удивленный грубым отпором на грани пощечин, жених выпустил ее из жарких объятий. Они стояли возле самого счастья, на пороге брачного ложа, осталось его переступить и упасть в кровать, срывая одежды по ходу дела, но они вздумали выяснять отношения.
– Кажется, мы муж и жена, – пьяно сказал он. – Или я что-то пропустил?
– Вот именно! Ты ничего не понял, – она подобрала подол и села на кровать, пребывая вне себя от возмущения.
– Ты моя жена. Я имею право…
– Быть свиньей, – перебила она. – Зачем выставлять себя кретинами. Взял на руки и потащил! Что я тебе кукла? Или баба резиновая. Купи в магазине, сейчас продают, и таскай по городу. Или ты решил, что приобрел меня в собственность. Да? Не нужны мне твои миллионы. Только посмей меня попрекнуть прошлым, только вот ты посмей! И ты увидишь, что будет.
– Что с тобой? Я тебя люблю, – он стоял перед ней с опущенными руками и поникшей головой, как второгодник, и не понимал, в чем провинился. – Я женился. Все же хорошо?
Пума молчала с разгневанным лицом, на него не смотрела. Он попытался коснуться ее плеча, что-то сказать нежное, но она крикнула:
– Не смей ко мне прикасаться! Ты будешь это делать, когда я тебе скажу. За кого я вышла замуж?! Это же тиран, собственник, хам какой-то, приобрел и сразу в постель тащит. А может, я не хочу вот сейчас. Права он качает, он, видите ли, зарегистрировался. Или будешь галантным, каким был до свадьбы, или я уйду. Да лучше на панель! Там по-честному. Деньги на стол – получи, и отвали. Мораль он будет читать. Проститутку нашел, подобрал, женился. И теперь попрекать будет до самой старости?
– Какая муха тебя укусила, – он начал злиться. – Извини, конечно, если обидел. Гости, подумаешь. Все рады, все смеются. Пустяки.
– Это я-то пустяки?! Моя любовь для тебя пустяки? Ну, знаешь, – Пума прямо задохнулась от негодования, повернулась, рухнула лицом на подушку и затряслась от рыданий. Ежов совсем растерялся. Да что с ней такое? Прямо тупик на ровном поле. Он присел на краешек кровати подальше в ногах. Ее крутое бедро вздрагивало перед его носом, а с другой стороны соблазнительной горы доносились всхлипы и рыдания. Как дотянуться до сердца этой женщины, он совершенно не понимал.
– Любимая, прости. Я был не прав. Что ты в самом деле?
Плач только усилился. Черт. Он начал бормотать ласковые слова, надеясь лишь, что она услышит и поймет, что он ее любит и вовсе не собирается обижать, ни тем более обладать, да, он согласен, он дает слово, что никогда к ней не прикоснется, пока она сама ему не разрешит. Подействовало?.. Всхлипы прекратились, она села и посмотрела так виновато, что он сам чуть не расплакался, и очень бережно ее обнял. Первый поцелуй был осторожным, второй смелым, а третий уже страстным, вот-вот одежды полетят на пол. Любовное томление достигло апогея, и вдруг где-то совсем рядом, в углу спальни раздался шорох.
– Крыса! – вскрикнула Пума, вцепившись ногтями ему в плечо. – Не уходи, пожалуйста.
– Я не ухожу, – он ослеп от страсти и оглох. Весь мир пусть рухнет или поднимется вулкан, никуда он не уйдет, с места не встанет, так упоительна невеста. – Здесь крыс не бывает. Поцелуй, пожалуйста, – он попытался ее обнять, притянуть крепче, тут шорох повторился.
– Серж! Я боюсь!