– Сойдет, – вздохнул я, и увидел собственную зажигалку, утерянную давно. Пума била точно в цель, как киллер. От первой же затяжки свет померк в тумане, хотелось петь и плакать. Что наша жизнь без пачки сигарет.
– Ну и как? – робко спросила она.
– Замечательно.
– Я не про это, – она огляделась по сторонам. – Крутую хату оторвал.
– Вашими молитвами. Как шейка, кошмары не мучают?
– Нет, – она мило улыбнулась. – А помнишь, как ты в любви признавался?
– Не было этого, – я даже удивился, хотя под ложечкой заныло. – Умру, не дождешься.
– Люблю, много лет люблю, – передразнила она меня.
– Это не в счет! Я снимал тебя.
– Это я тебя снимала…
Разговор тихо увял. Мы напоминали двух пенсионеров, вспоминающих молодость.
– Что, котик, – она сменила тон. – Утерла я тебе нос?
– Состаришься, тогда поймешь, что не права.
– Ха. Не дождешься. Признайся! Умею без тебя работать? Пополам не желаешь? Может, в Америку прокатимся, через Швейцарию. Ах, я забыла. Тебе нельзя. Я вот собираюсь, одной скучно.
– Негра убили, маньяка тоже. Найди другого жениха.
– А может, я с тобой хочу. Дядя Лева тебя вытащит. Что ты упираешься? Деньги мои.
– Счастливого пути.
Она вздохнула, и ткнула шпильку, надеясь залезть по кожу.
– Как драматургия. Не кашляет?
– Нормально.
– Как нормально! Тебе вышка светит.
– Так задумано.
Она фыркнула, прошлась, показывая фигурку, повернулась.
– Умереть хочешь. Не рано? В расцвете лет.
– А зачем жить. Спасибо, что навестила, умру счастливым. Ваш светлый образ унесу в могилу, буду трахать старуху с косой, и представлять тебя. Все веселее.
– У нас был честный поединок, и ты его проиграл. Рядишься под мученика, а сам зубами скрипишь. Не хочешь признавать, что я лучше тебя в драматургии разбираюсь.
– Тебе видней, – я усмехнулся.
– А разве нет, – насмешка ее задела. – Я включила тебя с потрохами в собственную игру, у тебя не было выбора. Я тебе одну щелку оставила, и пинка дала. И ты согласился. Разве нет?
– Это было самое трудное.
– Что?
– Поступать по чужому сценарию. Для этого надо забыть, что он часть твоего произведения, а твое – часть единой драматургии. Что бы ты, крошка, ни натворила в этой жизни, из гармонии не выскочишь, будешь вертеться как белка в колесе. Счастлива? И прекрасно. Вали в свою Америку, оставь печали, и забудь про меня, несчастного владельца зоопарка, в котором ты сидишь, где бы ни находилась.
Она ничего не поняла, решила, что я бью на жалость.
– Котик, не все потеряно, я тебя спасу, – она блеснула глазками. – Ты меня любишь?
– Безумно.
– И это правда?
– Люблю тебя, как гроб могилу, со стуком тяжким упаду.
– Да ну тебя! Успеешь умереть, надо жить, котик, – она подошла вплотную, пришлось убрать руку с сигаретой, чтобы не прижечь ее живот горячим поцелуем. Боже, как она красива. Так бы и обнял! Но я отодвинулся назад, затянулся.
– Отойди, свет загораживаешь. С тобой жить опасно. Все умирают!
– Не нравлюсь?
– В том и беда, что трудно отказаться.
– А ты не отказывайся, и все будет хорошо.
– Я задумал такой финал, что меня расстреляют, и ты раскаешься. Иначе получится, что ты победила. Мужчина должен выбирать. Либо смерть в любви, либо жизнь в объятиях куртизанки.
– Я куртизанка?
– Не только ты. В каждой женщине есть две, одна – любимая, другая – сука. Они между собой дерутся, то одна победит, то другая, а мы путаемся. Полюбим одну, женимся, а внутри – другая. Предпочитаю тебя любить издалека, пусть с того света, а ты уж тут… сама-сама.
– Глупенький. – Она наклонилась и, уловив паузу, поцеловала мои безжизненные губы. Опять сука пометила. Оттирай потом запах этот, она отняла губы, меня как током пробило. – Неужели думаешь, я такая гадкая? Доверься, и мой плен будет приятным.
– Чего, – я отодвинул ее в сторону, вытер рукавом рот. – Ты меня ни с кем не путаешь? Дай покурить спокойно.
– Я люблю тебя, – в ход пошли козырные тузы.
– Поздравляю, ты любишь мертвеца. Что будет дальше? Хорошо, отдамся в твои руки, а потом ты потеряешь интерес. И начнется.
– Что начнется?
– Не хочу очередь занимать.
– Очередь. Какую очередь?
– За Есенинской похлебкой. Лижут в очередь кобели истекающую суку соком. Кто крайний? Финал известен, петля или пуля в лоб. Зачем откладывать, порочить чувства? Я должен умереть, как написано, иначе получается пошлость. Жизнь потеряет смысл. Между куртизанкой и смыслом – я выбираю смысл.
– Глупости.
– Это для тебя глупости, а для меня расстрел дороже всех миллионов на свете, даже вместе с тобой в придачу.
– Ты сумасшедший. Не понимаю!
– Обвела ты меня вокруг пальца, и не только меня. Мужиков накосила, штабелями в морге лежат. А толку что? Получила, чего добивалась, мошенничать больше не надо. Состаришься и будешь тягостно и долго жить, каждый день смотреть на себя в зеркало, и водку пить. Где мужчины, кого дурить? Ах, их нет, разбежались по кладбищам. И что? Когда денег нет, их можно зарабатывать, а если их много, как у тебя? Будешь для интереса обманывать – это клептомания. Скучно, девушка. Вашу старость украшать? Да лучше тюрьма и расстрел на месте.
– Каждый решает за себя.