Свадьбу делать будем? (сборник)

Айбала присела на корточки рядом с Петром Мамонтовым, который до сих пор пребывал в полной отключке (и как она смогла его так вырубить одним ударом утюга?!), пошарила руками в карманах пиджака, нашла мобильный.

– Звони Асмету! – твердо сказала, даже приказала она Вике. – Скажи, что ты меня нашла. Минутная слабость, стресс… Перенервничала невеста, ну с кем не бывает. Он тебе поверит. И да, пусть принесут мне косметичку, а тебе одежду какую-нибудь. А этого… – она равнодушно указала туфелькой на Мамонтова, – пусть унесут…

Вика молчала. Не хотела брать мобильный. А потом послушно все сделала.

– Алло, Асмет… Это Вика Веселова…

Через пять минут в комнату влетел Асмет вместе со свитой. Он моментально оценил ситуацию. Обнял Айбалу за плечи, что-то сказал на казахском своим охранникам, кивая на Вику, а потом на Мамонтова, который, похоже приходил в себя…

Один из «своих людей» сказал, чтобы Вика ждала здесь и «в ее услугах больше не нуждаются». Петра Мамонтова унесли два бугая. Она услышала, как один говорит другому в коридоре: «Мамонта вырубили!», и долго-долго ржали.

Вика осталась одна. Болела губа и запястья. Петр Мамонтов профессионально выкручивал руки. Платье было порвано, в таком виде нельзя никуда идти… Она уселась на единственный стул в комнате горничных. Прямо напротив портрета Моны Лизы. Смотрела на ее легкую блуждающую улыбку, которую, по мнению провинциалки Вики, трудно было назвать «приятной».

Вика смотрела на портрет Джоконды, а видела полное лицо Светы Мамонтовой из Чертанова и слышала ее голос: «Расскажи мне про любовь, Вика…», и слова Айбалы: «Не всем же быть зелеными…» Ужасно захотелось обнять Никиту и сына! И она отдала бы сейчас все, чтобы просто обнять мужа и сына. Ее богатство! Ее счастье! Все вдруг увиделось по-другому: как будто бы отдернули штору – и оказалось, что везде лежит пыль в полпальца, даже на роскошных сервизах и дорогих сердцу семейных ценностях. Господи! А она ведь завидовала Свете! И хотела такой жизни, как у нее! Чашкам ЛФЗ завидовала, стеклопакетам на окнах… Обманчиво беззаботной, глупой жизни…

Вика услышала, как внизу возобновился банкет. Будто бы свадебное торжество постояло на «паузе», а теперь снова «плэй» – и понеслось. Ведущий снова объявил первый танец молодых. Музыка волнами докатывалась и сюда, на второй этаж бутик-отеля «Мона Лиза», в комнату горничных, где сидела Вика…

В номер постучали. Вика вздрогнула, вынырнув из своих невеселых мыслей. На пороге стоял очередной из одинаковых людей Асмета. Он молча протянул ей новые, даже с биркой, джинсы, черную водолазку (вот ирония!), сумку Вики, ее пальто.

Еще достал из кармана сверток размером не больше чем пачка сливочного масла.

– Асмет просил передать. Такси приедет за вами через тридцать минут и отвезет домой.

Вика осторожно взяла в руки сверток. Когда дверь за охранником закрылась, развернула шуршащую золотую обертку. Там оказалась аккуратная стопочка сложенных вместе пятитысячных купюр. Вика их пересчитала. Ее первый миллион – двести красненьких бумажек, все вместе не более двухсот граммов веса…

А радости никакой. Ноль.

Вика переступила через разорванное платье, которое валялось на полу. В темноте оно было похоже на хвост экзотической змеи… Лунный свет блестел на пластмассовых стразах. Вика шагнула к окну.

У нее была тысяча вопросов к мирозданию. Как она будет жить дальше? В этом доме, где на седьмом этаже окопались Света и Петр Мамонтовы. Что она скажет Никите? Что она скажет Ибрагимову, почему не будет делать вторую свадьбу через год… И вообще, хватит с нее всех этих свадеб.

Вике очень хотелось бы сейчас думать, что невеста Айбала на седьмом небе от счастья, но… Женщина прикусила болезненно ноющую губу и почувствовала, как по ее лицу потекли теплые тихие слезы…

Вика скомкала одну из пятитысячных, как обертку от конфеты, и запихнула в сумку. Отвернулась от ироничной улыбки Моны Лизы и долго-долго смотрела в окно на луну – холодную, одинокую, красивую. Красивую, как Айбала, что танцевала сейчас свой первый свадебный танец, задевая туфельками облака…

Мари Москва Мишаня-душа

Моя Мари сегодня грустит. Не могу понять почему. Живу с ней уже четверть века, даже больше, и все равно – не понимаю.

На модных мастер-классах нам, душам, часто советуют меньше париться по поводу подопечных, отрабатывать свои задачи, да и все. Но я – душа немолодая, помню еще те времена, когда люди о нас не задумывались и жизни свои проживали ровно, по судьбе и без лишних загонов. А теперь все повадились на души свои внимание обращать, исследовать, изучать нас. Нынче что ни день, то приключения. Сначала терапевты нас трясут, потом бизнес-тренеры подключаются. И, главное, люди норовят сценарий изменить, мол, «все в наших силах». Мне даже имя дали, впервые за тыщу лет. Мари как-то перебрала с винцом и всем вокруг начала рассказывать, что душа ее – это медведь. Форму-то принять – не проблема, а вот имя… Это как-то ново. Век живи – век учись, и в двадцать первом веке я – Мишаня. Приятно познакомиться.