Свадьбы

— О-ох!.. — Потом сказала: — У-ух!.. — И наконец сказала: — О-ох, как я устала!..

В молодости Олимпиада Ивановна, видимо, была весьма симпатична. Симпатичность, видимо, ей придавал задорно вздернутый носик (он и остался задорно вздернутым), выгодно отличавшийся от толстого, пористого носа Поликарпа Семеновича. И придавали, видимо, ей симпатичность кругленькие, слегка выпуклые карие глазки (они и теперь оставались карими и выпуклыми), не шедшие ни в какое сравнение с бесцветными и косящими глазами Поликарпа Семеновича.

— Значит, ты наотрез отказываешься подарить Гене машину? — очень ласково спросила Олимпиада Ивановна.

— Отказываюсь, мадам. Наотрез, — столь же вежливо ответил он.

— Но ведь ты на ней не ездишь. Она ржавеет и скоро развалится. Тебе не кажется, что ты похож на собаку на сене: сам не гам и другому не дам? — почти нежно проговорила Олимпиада Ивановна.

— Не кажется, мадам, — вежливо ответил Поликарп Семенович, устремив двойные линзы в брошюрку. — Всю мою трудовую жизнь вы держали меня на полуголодном пайке и копили на дом и машину. И я это терпел. Почему я должен все отдать?

— Не все, а только машину. Ведь ты на ней выезжаешь раз в год и то не дальше нашей лужи.

— Ошибаетесь, мадам. В прошлом году я выезжал в Чернигов и возил вас. И еще хочу вам напомнить вот что. У нас существует принцип: каждому по труду. Я его придерживаюсь. Пусть Геннадий сам заработает на машину, как заработал я.

— Вы подлец, — тихо сказала Олимпиада Ивановна, тоже переходя на «вы». — И негодяй. К тому же изверг.

— Такой негодяйки, как вы, мадам, я не встречал, — вежливо ответил Поликарп Семенович. — Вы отпетая негодяйка.

— Зачем же ругаться, как сапожник? Всю жизнь твердить мне, что вы отпрыск благородных дворян, — и оскорблять женщину? Фу!

— Мадам, вы сами знаете, что мои предки — дворяне. А ваши — мелкие купчишки. Так что лучше заткнитесь, — вежливо попросил Поликарп Семенович.

— Лучше вы заткнитесь. Мне неприятно на вас смотреть! — ответила Олимпиада Ивановна.

— А мне, простите, на вас. Вы малограмотная женщина. В одном письме делаете сто ошибок.

— Куда уж мне! Ведь я не получила дворянского образования!

— Зато получили тунеядское образование. Вы никогда не работали, жили, как эти трутни, — Поликарп Семенович взмахнул брошюркой «Лечение пчелиным медом и ядом». — А я был для вас рабочей пчелой-труженицей.

— Если бы не я занималась хозяйством, вам не видать бы ни машины, ни такого дома, — сказала Олимпиада Ивановна и повела рукой на дом, показывая, какой он замечательный.

А дом действительно был хорош: на высоком фундаменте, с высоким чердаком и широкими окнами, да еще имел три крыльца и три отдельных входа — два с улицы, которыми не пользовались, и один со двора. Это не считая дворовых построек: гаража, прекрасного глубокого погреба, двух сараев, дощатой уборной и собачьей будки.

— Вот, вот! — отвечал жене Поликарп Семенович. — Вы экономили на моем желудке. В доме никогда не было натурального пчелиного меда. Почитайте, что такое пчелиный мед. — Он взмахнул брошюркой. — Это источник здоровья!

— Ну, вы здоровы, как бык! Вы на двадцать лет меня переживете. Отдайте Гене машину, пока я еще жива.

— О, вас переживешь! Вы любого загоните в могилу. Машину я не отдам.

— Что, уже сбегали в погреб и насосались?

— Не ваше дело. Я произвожу продукт, и я его потребляю.

Этот разговор, в котором со стороны супругов было много выдержки и такта, прервал прибежавший внук Игорь, сын сына Гены, присланный на летний отдых к бабушке и дедушке. Олимпиада Ивановна вторично посылала внука к Огурцам за книгой Кристофера Марло.

— Баб, а он догадался, что ты обманула, — сообщил внук, отдавая Олимпиаде Ивановне книгу. — Он сразу сказал: никакая тетенька не пришла.

— Ты, наверно, проболтался? Ну-ка, посмотри мне в глаза, — сказала внуку Олимпиада Ивановна. — Сейчас узнаю, лгун ты или нет.

Игорь вытаращил глаза и застыл на мгновение.

— Теперь расскажи, как было, — потребовала Олимпиада Ивановна.

— Я ему сказал, как ты сказала: «Дядя, это чужая книжка, за ней тетенька пришла», — докладывал Игорь, честно глядя в глаза Олимпиаде Ивановне. — А он сказал: «Твоя бабушка обманщица. Эту книжку ей твой папа подарил».

— Что, съели, Олимпиада Ивановна? — едко заметил Поликарп Семенович. — Налицо характеристика вашей персоны.

— Нет, это вам наука, Поликарп Семенович, — не менее едко отвечала Олимпиада Ивановна. — Чтобы не выносили тайно из дому мои вещи. Вы думаете, я не вижу, а я все вижу. И теперь вам будет стыдно идти к Огурцам. А я знаю, что вам очень хочется сходить. Спасибо, Игорек, — Олимпиада Ивановна погладила внука по аккуратно причесанной головке. — Теперь спрячь книгу в диван и возьми себе за это конфетку в шкафчике.

— Спасибо, баб, — вежливо ответил внук и убежал в дом.

— Ведьма купеческая! — тихо сказал жене Поликарп Семенович.

— Черт дворянский! — тихо ответила она.

И опять их обмен любезностями был прерван стуком в калитку. Дремавшая у гаража Пирка немедленно пробудилась, залаяла и забегала, гремя цепью.

— Открой, пожалуйста. Это к тебе, — сказала мужу Олимпиада Ивановна.