Свадьбы

А теперь скажите на милость: что ж такого в том, что в четвертом часу жаркого летнего дня в городок Щ. въехали вишневого цвета «Жигули» с пестренькими шторками на окнах, постояли у лужи, воротились назад, а затем скрылись в воротах дома № 15? Кого это должно касаться и с какой стати? Да никого и ни с какой. Тем более что на улице в этот знойный час не было ни единой живой души, кроме пробежавшей через дорогу белой откормленной кошки.

Однако не спешите с выводами. Сидевший за рулем Филипп Демидович еще не успел втянуть в ворота хвост вишневых «Жигулей», а его сестра Таисия еще только готовилась затворить ворота, как приоткрылась одна калитка, а на противоположной стороне улочки — другая, и в распахнутых калитках появились и застыли, будто для фотографирования, две пожилые женщины: Марфа Конь и Палашка Прыщ. Марфа, видимо, минуту назад трусила в грубке сажу, а Палашка, видимо, белила кухню или сенцы, так как у Марфы лицо и руки были в саже, а у Палашки — в мелу.

Сперва Марфа и Палашка, обе разом, настороженно поглядели на ворота Таисии Огурец, за которыми исчез хвост вишневых «Жигулей». Потом с пониманием поглядели друг на друга. Потом Марфа, трусившая сажу, сделала ровно десять быстрых шагов, а Палашка, белившая кухню или сенцы, сделала ровно столько же шагов ей навстречу, и они очутились посреди пустой улочки.

— Ей-богу, сам Филька на машине прикатил. Польку с женихом сюда доставил, — со знанием дела сказала Марфа и поправила одним пальцем косынку на голове, оставив над левой бровью черную загогулину, похожую на чертячий рог.

— Неужели ж венчаться будут? — Палашка хлестнула себя пятерней по щеке, убивая впившегося комара, и щека ее немедленно разукрасилась меловой лилией.

— Не иначе. Только в секрете пока держат.

— Как не держать? Филька все ж таки партейный. А ну как узнают да с поста скинут?

— Кого и скинут, а до него спробуй добраться. Он вон куда вознесся! — убежденно сказала Марфа и вновь поправила косынку, оставив над другой бровью чертячий рог.

— Так и с больших постов гонят. Вон какие головы летели, — позволила не согласиться с Марфой Палашка.

— Гонят, да смотря кого. Там небось знают, кого прогнать, а кого оставить, — не сдавалась Марфа.

Палашка снова собралась было возразить, но отчего-то передумала. Захлопнула рот, махнула рукой и медленно побрела к калитке, где стояла тесовая скамеечка. Марфа последовала за ней. Обе сели на скамеечку. Палашка устало вздохнула и сказала безотносительно:

— Ох, дела твои, господи боже!

Марфа тоже вздохнула и поддакнула:

— Ох, дела… Такие, что не придумаешь.

После этого они помолчали, вроде загрустили.

— Ох, день какой жаркий, — скорбно сказала Палашка. — Чисто вся спина взмокла, вроде из бани выскочила. — Она обратила глаза к высокому солнцу, бледно желтевшему в вылинявшем небе.

Жаркий воздух шевелился над улочкой, как живое ползучее существо. От этого солнце виделось, как бы в дымке, но глазам было колко на него смотреть. И Палашка, сморщась на колкое солнышко, громко и смачно чихнула.

— На здоровьечко, — пожелала ей Марфа и вернулась к теме о погоде: — Градусов тридцать будет. А по радио брехали — с осадками.

— Какое там здоровьечко. — Палашка звучно высморкалась в заляпанный мелом фартук. — Этой ночью разов сто чихала. — И еще раз высморкавшись, сказала: — Сходить и себе, что ли, на спасовку в церкву, посмотреть на венчанье? Я, считай, никогда в церкву не ходила.

— Когда б она в городе була, твоя церква. А то мыслимо ли: пять верст до Гороховки да назад столько же.

— Так оно и автобусом можно.

— Разве ж в него на спасовку влезешь? Там тебе все печенки с селезенками сомнут.

— Это так, — согласилась Палашка и, поведя глазами на ворота Огурцов, добавила: — А все ж рисковый Филька. Другой бы поостерегся.

— Он и парнем рисковый был, — ответила Марфа. — Помнишь, как шпекулировал после войны?

— Чего ж мне не помнить? — удивилась Палашка. — Да и кто тогда не шпекулировал? Голод заставлял по поездам мотаться. Я сама тогда страх сколько материи разной перепродала. Москвичи и ластик, и бязь, и сарпинку привезут, у меня на квартиру станут. Я за нее — и на базар. Сама продаю и сама трясусь, чтоб милиция не споймала. И за солью, помню, аж за Херсон ездила.