– Почему? – искренне удивлена, косится в мою сторону с явной долей недоверия и непонимания. – Неужели у вас есть совесть? Или же, имеется чёткое распределение по категориям: «важные» и «мне плевать на них».
– Будьте уверены, вы относитесь к первой.
Странное чувство не покидает меня с момента знакомства с Олесей: я стремлюсь казаться лучше. Возможно, впервые в жизни мне хочется доказать кому-то, что я могу быть другим, а маска циничного адвоката, приклеившаяся намертво, сползает, оголяя настоящего меня. Но больше всего меня пугает способность девушки сдёрнуть эту самую маску, не прилагая особых усилий. Рядом с ней хочется быть лучше, увереннее, сильнее. Странная смесь эмоций, которые пробуждает во мне Олеся, пугает и интригует одновременно, потому что я хочу прояснить, где тот предел, когда я, прощупав её досконально и убедившись в её обычности, вернусь на исходную.
И пока она обдумывает ответ, который так и не срывается с пухлых губ, Гореев проходит мимо нас и уверенно идёт во двор, чтобы не задумываясь нажать на звонок. Женщина, появляющаяся на пороге, бросается ему на шею, обнимая и целуя лицо, что-то говорит, жестикулирует и, по-видимому, смахивает слёзы тыльной стороной руки.
– Она его ждала, – заключает Олеся, оказавшись почти вплотную ко мне, чтобы наша беседа не достигла ушей водителя.
– Ждала… – подтверждаю, наблюдая, как обласканный Гореев убирает руки женщины и делает шаг назад.
С серьёзным выражением лица он говорит монотонно и сдержанно. Улыбка медленно сползает с лица жены, а затем она и вовсе обречённо опускает голову, словно ей только что озвучили смертный приговор. И когда Александр заканчивает пламенную речь, скрывается в доме, чтобы тут же выйти уже с сумкой в руках. Согласилась? Смотрю на Олесю, в глазах которой застыли слёзы и сочувствие к той, чья радость была уничтожена спустя девять лет.
Гореев подзывает Олесю и, шепнув несколько слов, идёт ко мне.
– Предлагаю вам поехать с Соней, чтобы… прояснить момент развода.
– Что она сказала? – мне необходимо понимать, чего ожидать от женщины, которую ошарашили внезапным приездом.
– Она даст мне развод.
Оказываемся в автомобиле с Софией, тогда как Гореев заталкивает Олесю во вторую машину и сам садится за руль. Жена Гореева молчит, перебирая пальцами ручки сумки, а я имею возможность рассмотреть её. Милая. Подобна Олесе, которая неосознанно вызывает симпатию одним лишь своим видом. Мне кажется, сейчас на её лице читается обречённость и осознание, что недолгая радость от приезда мужа, сменится на бесконечную вереницу печальных дней.
– София, вы выставили условия Александру?
– Нет, – шепчет едва слышно, и мне приходится наклониться, чтобы уловить ответ. – Сейчас поедем в ЗАГС, подадим заявление, а через месяц он станет свободным человеком.
И либо она не знает, какое положение занимает её муж, либо…
– Соня, за те девять лет, что Александр отсутствовал, он стал довольно состоятельным человеком. Вы состоите в официальном браке, поэтому имеете право на часть имущества и средств. При грамотной работе адвоката суд удовлетворит ваш иск на раздел, при условии…
– Вы не поняли, – она поднимает заплаканные глаза, который обдают тоской. – Я
Открываю рот, чтобы возразить и наставить Соню на путь истинный, по обыкновению измеряя всё материальным аспектом, но слова тонут, когда по щеке женщины одна за одной скатываются слёзы. Остаток пути проходит в молчании, и лишь иногда Соня убирает предательские слёзы своей личной трагедии.
– Интересно, она действительно не понимала, что он не вернётся? – спрашиваю Олесю, провожая взглядом Гореева с супругой, поднимающихся по ступеням ЗАГСа.
– Она просто любила, – пожимает плечами, но поймав мой вопросительный взгляд, продолжает: – Ах да, я забыла, что вам это слово не знакомо. Любовь, Максим Максимович, заставляет людей надеяться и верить несмотря ни на что. Верить человеку, которому отдано сердце; верить обещаниям, словам, иллюзиям в конце концов. Женщины умеют ждать. Ждать вопреки всему. Но только тогда, когда есть ради чего. Сегодня её ожидание потеряло смысл.
В этот момент палящее солнце скрывается за неожиданно набежавшими тучами, обдав нас порывом ветра, и Олеся сжимается, обхватив себя руками. Тонкая рубашка продувается, а её кожа тут же покрывается мурашками. Снимаю пиджак, накидываю на её плечи и вижу, как она кутается в него, а затем совершает жадный вдох. Так и стоим в молчании, ждём, пока из дверей ЗАГСа появится две фигуры, одна из которых нашла в этом здании освобождение, вторая – разочарование.
Гореев сбегает со ступеней, встречая нас довольной улыбкой, Соня спускается с другой стороны, обогнув лестницу и скрывшись за зданием.
– А Соня? – интересуется Олеся, готовая сорваться вслед за женщиной.
– У неё ещё дела. Сама доберётся, – равнодушно бросает и садится в машину к водителю.