Свадьбы не будет. Ну и не надо!

А может, верно пишут в журнал одинокие девушки, что все порядочные мужики уже разобраны, то есть женаты? Некоторые девушки чуть ли не рождаются с такими мыслями, вынашивая их с того момента, когда будущие порядочные мужики еще дергают своих будущих жен за косички. Но вместо того, чтобы смириться с неизбежным – ведь не в одних же порядочных мужиках счастье! И от непорядочных бывает толк, – они бесконечно, самозабвенно страдают всю жизнь, не оставляя без работы отделы писем женских журналов. А дальше с ними происходит, как в стишке Юнны Мориц:

Унылые лягушки томились и страдали,
В зеленые подушки, ква-ква, они рыдали.
И счастья не видали унылые лягушки!
Из них и получились унылые старушки.

Прочитав себе лягушачье стихотворение, Беата почти успокоилась, символически станцевала сама с собой рок-н-ролл «One Way Ticket», на советской эстраде превращенный в «Синий-синий иней», и решила срочно навестить Татку, пока кое из кого не получилась унылая старушка.

* * *

Тата была ее лучшей подругой еще со времен театральной студии в Доме культуры «Речник». Их было три подружки – Ната, Тата и Беата, они ходили втроем и всех окружающих парней глубоко имели в виду. Они – неслыханное дело! – никогда не были влюблены в руководителя студии Палыча, вернее, никому в этом не признавались, даже друг другу. Уже тогда эти веселые лягушки понимали, что без сильного пола можно прекрасно обойтись в жизни, а романы – дело приятное, забавное, но несерьезное.

Потом они выросли, поступили в разные институты, но продолжали дружить и регулярно расписывать на троих «пульку» – игре в преферанс Тату научил ее папа, заядлый картежник, а Тата – всех остальных.

И все было замечательно, пока предательница Ната не вышла замуж за Бу и не уехала с ним в Швецию.

Бу – такое у него было имя, причем имя полное, принадлежащее человеку уважаемому и заслуженному. Уважаемый и заслуженный Бу был не просто охотник за русскими невестами, а режиссер одного стокгольмского театра, что, конечно, не повод переворачивать вверх тормашками свою жизнь.

Тата с Беатой обзывали его и Булкой, и Бубликом, и Бякой-Букой, а Нату – интердевочкой, но этой сумасшедшей хоть кол на голове теши. Она стремилась не в культурную столицу, где тротуары с подогревом и ароматизированная вода в сортире. Она мечтала о сцене, потому что Натка, единственная и самая красивая из них, выбрала-таки актерскую карьеру. Ее не пугала даже необходимость выучить варварский язык и говорить на нем абсолютно без акцента.

Теперь Ната жила в Стокгольме, играла в Булкином театре и по телефону жаловалась девчонкам на произвол супруга, закулисные интриги и тошнотворную чистоту на улицах – так что плюнуть, девки, хочется! Они звонили ей сами, звонки из Стокгольма в Москву были недопустимым расточительством для супруги именитого режиссера. Ради этих звонков они и съезжались регулярно, а преферанс теперь происходил от случая к случаю, если удавалось найти третьего партнера. Татка без «пули» особенно скучала и порой была готова подкатиться к первому встречному с сокровенным вопросом: «Третьим будешь?»

* * *

Тата открыла дверь, и оттуда вырвался сердитый вой пылесоса.

– Ой! – испугалась Беата. – У тебя кто-то убирает?

Она испугалась не от неожиданности, а всерьез. И весь этот серьез вложила в слово «кто-то». Ведь можно было просто спросить: «У тебя убирают?» Убирают, не важно кто, вообще никто, некие абстрактные силы, демоны чистоты и порядка. Беата просто мечтала, чтобы в жизни все происходило так и уборка не была бы персонифицирована и выполняема кем-то,кого она боялась и ненавидела до мурашек в спине.

Боясь и ненавидя, она прошла на кухню и поставила на стол торт, пробормотав «Здрасьте» в спину невысокой женщине в закатанных джинсах. Женщина обернулась, оказавшись черно-рыжей и раскосой, ласково ответила: «Здравствуйте!» – и вернулась к своему пылесосу. Видимо, Татке повезло и в этом.

С юных лет Беата незаслуженно терпела от тех, кто занимался уборкой. Не уборкой вообще, а конкретно у нее дома.

Еще в студенческие годы однокурсница познакомила ее со своей старой школьной подругой. Подруга приехала из Белоруссии «подзаработать» (это нищенское слово нагоняло на Беату щемящую жалость) – она продавала шоколадки в электричках и убирала квартиры. Во всем остальном это была совершенно нормальная девушка с веселыми глазами, очень неплохо игравшая на гитаре и певшая песни любимых бардов. На какой-то тусовке под песни бардов Беата с ней и познакомилась. И чтобы помочь человеку, вынужденному так ужасно «подзарабатывать», тут же вспомнила, что ей не помешало бы убрать квартиру.