Свадьбы не будет, Светлый! (СИ)

Я не понимала до конца, что со мной происходит. Лайтвуд замер, до того, чтобы мы соприкоснулись губами, оставалось совсем немного, кажется — один удар сердца, один вдох или один взмах ресниц. У него глаза были темными, синими, затягивали, как воронки Харибды. От его тела шло ровное тепло, и я поняла вдруг, что замерзла, несмотря на теплую летнюю ночь. Пах Лайтвуд чем-то свежим, похожим на морской аромат: соленая вода и ветер.

Откуда-то в голове появилась предательская мысль о том, что если бы он меня сейчас поцеловал, я… была бы не против. Несмотря на то, что он светлый. И…

Ошарашенная этим открытием, я сделала единственное, что было логичным и правильным в моем случае: оттолкнула Лайтвуда и залепила ему пощечину.

Попыталась, потому что он перехватил мое запястье — рука была теплой, немного шершавой, твердой.

— Что вы себе позволяете! — вспыхнула я.

На лицо Лайтвуда, секунду назад угрожающее, почти как у… темного, стало скорбным и постным — какое положено светлому.

— Прошу прощения, что неверно истолковал ваши намерения, мисс Медея. Дождемся свадьбы.

Он сунул руки в карманы атласного халата, ткань которого мягко переливалась в свете кристалла, стоящего на столе.

От возмущения у меня перехватило дыхание.

— Свадьбы не будет, лорд Лайтвуд! Я уже говорила вам об этом!

— И тем не менее — на вас мое кольцо, — Лайтвуд кончиками пальцев потянулся к моей руке, но так и не дотронулся до кожи.

Почему-то захотелось податься вперед, чтобы сделать это недо-прикосновение реальным.

Светлый! Как же я его ненавидела!

— Это ненадолго, — мрачно пообещала я, составляя в уме список дел на завтра.

Выяснить, как избавиться от помолвочного кольца.

Поразмыслить хорошенько о том, какая выгода Лайтвуду от брака со мной и как обернуть все так, чтобы подставить под этот счастливый жребий другую темную.

Зайти утром к Бенджамину, младшему сыну Лайтвуда, потому что я пообещала и он хотел показать мне свою комнату, а потому расстроится, если я не приду… Я вспомнила яркие серые глаза мальчика и счастливое: “У меня будет мама!”

По-моему, мне никто так искренне радовался, просто… просто так.

Проклятье!

Проклятые светлые!

Нужно уносить от них ноги, пока я сама не стала одной из них.

Какой позор.

— Давайте на чистоту, Лайтвуд, — церемонно проговорила я, стараясь звучать спокойно. — Что вы от меня хотите? Зачем вам брак со мной?

На всякий случай я отошла от него на несколько шагов и опустилась в стоящее у камина кресло.

Вот так.

Я не отступаю, а просто решила присесть. Потому что я — расслаблена и владею ситуацией.

Понятно, Лайтвуд?

Он хмыкнул и устроился в кресле напротив. Наши глаза оказались на одном уровне, и пришлось приложить усилия, чтобы не отвернуться и — только не это! — не покраснеть от воспоминаний о том, как наши лица были близко, и Лайтвуд, суровый и несгибаемый ректор АТаС, которого в тайне боялись все темные без исключения, почти меня…

— Что ж, мисс Медея, вы правы. Мне, определенно, кое-что от вас нужно.

…Почти меня поцеловал.

Я моргнула и перевела дыхание, пытаясь взять себя в руки.

Что за глупости лезут в голову! Это территория светлых так на меня влияет! Этак и влюбиться недолго. Довериться кому-то. Какая гадость.

— Слушаю вас.

Лайтвуд хмыкнул.

— Это же очевидно. По какой причине, по-вашему, заключаются браки?

Я растерялась, а потому заговорила неожиданно честно:

— По множеству причин. Связи, богатое приданое, титул, политические союзы, месть, одержимость, необходимость в неофициальном заложнике… Это первое, что приходит в голову. Какая причина ваша? Давайте поговорим как взрослые люди и… какого грязного копыта Проклятого вы смеетесь?!

Лайтвуд, который, наклонив голову, очевидно и обидно ржал над моими словами, наконец поднял взгляд. Гладкие светлые волосы до плеч, упавшие вниз, наполовину скрывали его лицо.

— Прошу прощения, мисс Медея, — проговорил он и опять беспардонно заржал, окончательно спрятавшись за волосами. — У нас некоторые… трудности в коммуникации…

Нет, да что он себе позволяет?!

— Да что вы…

— Минуту.

Проведя рукой по глазам, как будто смахивая выступившие от смеха слезы, Лайтвуд встал с кресла, тихо, как хищник на ночной охоте, подошел к двери и резко дернул на себя створку.

Я вскочила, когда в кабинет ввалилась грузная фигура в белом, на проверку оказавшаяся Ребеккой — матушкой Лайтвуда. Зеленая жижа, покрывающая лицо, была на месте, полупрозрачный шарф на голове, которым были прихвачены закрепленные шпильками светлые волосы, — тоже.

Лайтвуд аккуратно поддержал Ребекку под локоть, чтобы она не упала.

— Мама? Ты перепутала мой кабинет со своей спальней? — спокойным и слегка заинтересованным голосом спросил он.

Она моргнула. Бросила короткий взгляд на меня.

— Да, все верно!

— А почему тогда не заходила? — продолжил Лайтвуд, и я даже восхитилась.

Оказывается, когда Лайтвуд загоняет в ловушку не меня, а кого-то другого — это даже весело.

— Я… Я не подслушивала! — вспыхнула Ребекка. Выдержка у нее была, конечно, слабовата, могла бы еще поотпираться. — Твои подозрения оскорбительны, дорогой сын!