– Никаких союзов не будет. И чтобы духу твоего здесь не было, змея подколодная! Имей в виду, я люблю своего сына и костьми лягу, лишь бы не дать ему испортить себе жизнь и взять тебя в жены!
Вот и как ответить?
«Уж сделайте одолжение»?
Я стремительно шагала по мощеным улицам, в голове было тесно от мыслей.
С одной стороны, я сегодня испортила настроение двум светлым: напугала Сэмюэля и разозлила Ребекку.
Это плюс.
Ребекка играет на моей стороне – это еще больший плюс. И уж совсем хорошо то, что мне даже не пришлось ничего ей предлагать.
Минус был только в том, что я ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы отвертеться от помолвки: Лайтвуд, как и прежде, остался спокоен и непоколебим.
Ну что ж.
Сэмюэль и Ребекка на моей стороне, осталось настроить против идеи свадьбы старшую дочь Лайтвуда и малыша Бенджамина.
Именно поэтому я завтра приду к нему в гости.
А не потому, что… в общем, исключительно из темных, низких и корыстных мотивов. Не потому, что пообещала Бенджамину!
Голова трещала от переизбытка новой информации, от Лайтвуда, от остальных светлых. Мне нужно было хорошенько все обдумать. Узнать побольше о светлых. Придумать план действий, потому что враг оказался куда более опасным, чем я думала.
Кажется, Лайтвуд ни перед чем не остановится. Но зачем ему это? Какой мотив?
Погрузившись в свои мысли, я не сразу заметила, что у меня на пути выросла уже знакомая мужская фигура с ножом в руке, на лезвии которого отражался свет луны.
Замерев на несколько секунд, мужчина опустил нож.
– Опять ты, – досадливо проговорил он.
– Может, следующей ночью повезет. Ты, главное, не отчаивайся. И поувереннее! Нож побольше возьми, – с сочувствием произнесла я и аккуратно обогнула его, направляясь к особняку Даркморов.
Мне нужно было отдохнуть.
И информация. Много информации.
Едва дойдя до собственной спальни, я упала на кровать и забылась тревожным сном, в котором присутствовали Лайтвуд, лилии и почему-то Ренфилд, который высаживал их на матушкиной клумбе, предварительно выкрасив в алый цвет.
Проснулась я от немелодичного бренчания и пропитого, но очень вдохновленного голоса, выводящего: «В дале-е-еких земля-я-ях, во времена давние-е-е, жил ба-а-ард оди-и-ин…»
Я накрыла голову подушкой и застонала. Лайтвуд!
Неужели опять прислал менестрелей?!
Ну все.
Где мой нож?!
Мог бы прислать, что ли, кого-то, кто петь умеет… Он же светлый, должен быть милосердным. Я наскоро оделась в любимое просторное платье из черного кружева – как же удачно все-таки, что я не светлая. Одежда темных всегда шилась так, чтобы мы могли надевать и снимать ее сами безо всяких проблем. К примеру, мы не носили тяжелых каркасных подъюбников и уж точно не надевали корсетов.
Хотела бы я посмотреть на того мужчину, который скажет темной, что ее талия – недостаточно узкая, а грудь – недостаточно пышная. Вероятно, он бы даже фразу эту не закончил, а его останки родня долго собирала бы по окрестностям.
Закрепив пушистые после сна волосы рубиновой заколкой, я побежала вниз по лестнице, горя праведным гневом и желанием порвать лорда Лайтвуда на сотню маленьких светлых магов.
«О любви-и-и спою я тебе-е-е…»
Голос менестреля на первом этаже был слышен еще лучше.
Проклятый, помоги.
Еще всего лишь двенадцать часов утра!
Кто же поет в такую рань? Это даже для темных слишком жестоко.
Обычно темные были ночными жителями – наша магия отлично сочеталась с лунным светом, но блекла при дневном. Так что вставали раньше полудня мы редко. Отец – исключение. Он все-таки был Верховным и носился по делам в любое время суток.
– О, ты уже проснулась, моя маленькая плотоядная рыбка! – радостно поприветствовала меня матушка, которая чинно попивала утренний чай в столовой.
Уж слишком чинно. Присмотревшись, я увидела торчащие из-под тяжелой длинной занавески мужские ботинки. Ага.
Значит, скоро в особняке будет пахнуть жареным – когда отец придет и увидит очередной матушкин адюльтер.
А он увидит, иначе какой смысл в адюльтере?
Пожалуй, стоит убраться из отчего дома подальше на некоторое время.
– Как прошло твое ночное свидание с лордом Лайтвудом? – крикнула матушка.
– Отвратительно, – буркнула я, дергая на себя входную дверь особняка.
Она подалась с ужасным скрипом, но даже он не смог заглушить довольного матушкиного:
– Прекрасно, дорогая! Я так рада за тебя!
Темные! Уверена, от моего ответа здесь ничего не зависело. Если бы я сказала, что Лайтвуд меня расчленил, матушка ответила бы что-то вроде: «Надо же, какой интересный вариант для свидания!» Все-таки моя помолвка с Лайтвудом была очень выгодна для них с отцом.
К тому же, предложив помощь или показав обеспокоенность, матушка бы меня унизила: предположила, что я сама не могу справиться, что я… слабая.
Насколько я знала, у светлых все было совсем по-другому: для них не зазорно предлагать и получать помощь, даже признаваться в своей слабости – считается достойным поступком. Ведь для этого нужна смелость! Оказывается.