– А как тебя заставить слушать? Женщина никогда не перебьет мужчину, если он рассуждает о ее деловых качествах и интеллекте. Она ни словечком не перебьет. Но как только о внешности зайдет речь, обязательно рот заткнет.
Я рассмеялась. Поспелов был прав. Пока я слушала о том, какая самостоятельная, – мне все очень нравилось. Как только он заговорил о глазах, мне захотелось смущенно перебить и сказать, что не это главное.
– Женщин очень редко хвалят именно за умение и способности. Поэтому мы с удовольствием слушаем. К тому же эти качества приобретенные. А красота – то, что досталось почти безо всяких усилий.
– Настя, прошу не усложняй все. Давай присмотримся друг к другу.
«Отчего же не присмотреться? Ведь уже переспали!» – съязвила я про себя.
– Не гримасничай! То, что было в новогоднюю ночь, – все равно бы случилось. Ты же сама понимала, – прочитал мои мысли Поспелов.
Я понимала, что все его поведение говорило об интересе ко мне. Что я в какой-то степени дала повод. Я кокетничала с ним с самого первого момента нашей встречи. Только причины были тогда совсем другие. Мне во что бы то ни стало хотелось больше узнать о книжке. Наши отношения начались с меня и моего интереса. И все, что случилось потом – приезд Поспелова к нам, его внимание к работе нашего Дома моды, его статья, – это не что иное, как проявление его интереса ко мне. А я все это время им манипулировала. Сама того не подозревая, преследуя совсем личные цели, я заставила мужчину заинтересоваться мной, влюбила его в себя.
– А что привлекло твое внимание? Ведь это потом ты заметил глаза и прочее. – Я вдруг поняла, что другого такого удобного случая поговорить о себе может и не представиться.
Поспелов не мешкал с ответом:
– Моя специализация – французская литература девятнадцатого века. А знаешь, кто главный герой этих книг?
– Кто?
– Провинциал, приехавший завоевать столицу.
– И…
– В тебе было все, чем должен обладать человек, поставивший цель стать «своим» в этом городе.
– И это так бросалось в глаза?
– Да. Как только ты вошла в нашу комнату. Вернее, с первых же слов, которые ты произнесла по телефону. Это была такая характерная интонация, такой верный и узнаваемый тон… И робость, и решимость, и готовность защищаться, и готовность нападать. Москвичи так себя не ведут.
– Хочешь сказать, что я выглядела провинциалкой?
– Я хочу сказать, что увидел человека, который прокладывает себе дорогу. Сам. Без помощи друзей и родных. Без родных, потому что они далеко. Без друзей, потому что у него их нет. И скорее всего не будет.
– Почему это?
– Характер такой. Потом я приехал к вам в Дом моделей. Поговорил с Лидой. Понаблюдал за тобой. За тем, что и как вы делаете. И понял, что не ошибся. Что разгадал тебя сразу.
– И неужели все это показалось таким привлекательным?
– Мне стало жаль тебя – ты жила по законам «военного времени». Главное – выжить любой ценой. Даже самой высокой ценой. Но платила только ты.
– Неправда, Лида…
– Платила ты. Не спорь, ты сама все понимаешь.
Я понимала. Я только-только сама честно в этом призналась себе и неблагородно обвинила в своем жертвоприношении Лиду.
– Все очень непросто. И так все перемешано и спутано, – сказала я с тяжелым вздохом. – И столько еще людей, которые, так или иначе, связаны с нами и с нашей жизнью.
Мне вдруг стало страшно – Поспелов становился ближе, и рано или поздно мне придется рассказать о родителях. О том, как они спились, как они опустились, о том, как мы едва-едва удерживаем их на плаву. Я не готова была к таким откровениям, поскольку считала это только нашим семейным делом.
– Ты многого не знаешь. И вряд мне захочется это многое тебе рассказать, – добавила я.
– Не рассказывай. Но имей в виду: если вдруг сочтешь нужным это сделать – мое отношение к тебе не изменится.
– Хорошо, спасибо.
Мы оба замолчали. Я посмотрела на стопки тканей, которые так и остались нетронутыми, и вдруг захотела уехать с работы. Мне захотелось выйти на улицу, где уже чувствовалась весна, где февраль уже прощался с мостовыми, обнажая их влажную бугристую кожу, по которой уже шагалось легко, несмотря на морозный воздух. Перемены погоды прямо намекали на перемены в моей жизни. От этого соответствия становилось спокойнее – в этом мире не было ничего постоянного, и все в этом мире подлежит пересмотру. Это обстоятельство меня радовало сейчас.
– Что это ты так улыбаешься? – Поспелов нахмурился.
– Я улыбаюсь, потому что совершенно не хочу работать. Я хочу погулять. По городу. Уже сухо, солнечно. Уже пахнет весной.
– Бросай к черту эти тряпки!
– Это не тряпки. Это ткани.
– И в чем разница?
– Понятия не имею.
Я уже стояла одетой, и в руках у меня была сумка, когда услышала за спиной:
– Настя, можно посмотреть юбки и брюки. И приехали фотографы – одно из изданий дает информацию о подготовке… – В кабинет заглянул Димка.
– Дима, у меня сегодня выходной. Внезапный. Объясни Лиде.
Димка, на чьем лице появилась довольная улыбка, приветственно кивнул Поспелову.
– Вопросов нет. Разрулим. Тем более что все соответствует эскизам. Я уже посмотрел.