На следующее утро в щели шкафчика Жанны обнаружилась записка: «Увидимся в другой жизни. Целую». Записка была не подписана. Жанна сунула ее в карман. Весь наличный персонал собрали в зале, металлическая штора так и осталась опущенной. Там, в глубине коридора, вовсю трудились криминалисты. Полиция установила личности присутствующих и приступила к первым допросам.
Стояла адская жара. Одиннадцать вечера. Софи умирала от усталости, но не могла заснуть. Где-то недалеко играла развеселая музыка. Электромузыка. Электроночь. Мозг невольно различал названия некоторых песен. Шлягеры семидесятых. Она никогда не любила танцевать. Чувствовала себя слишком неуклюжей. Иногда танцевала рок, повторяя одни и те же движения.
Взрывы заставили ее подскочить: первые залпы фейерверка. Она поднялась.
Подумала о документах, которые скоро станут ее собственными. Единственный выход. Другого нет.
Софи распахнула окно, прикурила сигарету и посмотрела на игру огней в небе. Она спокойно курила. Не плакала.
Господи, что ждет ее на этом пути…
Все та же безликая квартира. Поставщик смотрел, как Софи заходит. Оба остались стоять. Софи достала из сумочки толстый конверт, из конверта — пачку банкнот и приготовилась пересчитать их.
— Этого не понадобится…
Она подняла глаза. И тут же поняла, что что-то не так.
— Видите ли, мадемуазель, наша деятельность подчиняется законам рынка. — Мужчина изъяснялся спокойно, без лишних движений. — Закон спроса и предложения, это старо как мир. Наши тарифы индексируются не в зависимости от реальной стоимости продукта, а в зависимости от того, насколько в нем заинтересован клиент.
Софи почувствовала, как сжалось горло. Сглотнула.
— После нашей первой встречи, — продолжил мужчина, — обстоятельства несколько переменились… мадам Дюге.
У Софи подогнулись ноги, стены закружились, и на секунду она была вынуждена опереться об угол стола.
— Возможно, вам будет лучше присесть…
Софи скорее рухнула, чем села.
— Вы… — начала она, но подавилась словами, прежде чем сумела их выговорить.
— Успокойтесь, вам ничего не грозит. Но нам необходимо знать, с кем мы имеем дело. Поэтому мы всегда наводим справки. В вашем случае это было нелегко. Вы крайне предусмотрительная женщина, мадам Дюге, и полиции, кстати, пришлось в этом убедиться. Но мы свое дело знаем. Теперь нам известно, кто вы, но могу вас заверить, что эта информация останется сугубо конфиденциальной. Наша репутация не допускает ни малейшей некорректности в отношениях с клиентом.
Софи немного пришла в себя, но слова проникали в ее сознание очень медленно, будто продираясь сквозь плотную пелену тумана. Ей удалось выговорить несколько слов:
— Это означает, что?..
На этом попытка завершилась.
— Это означает, что цена изменилась.
— Сколько?
— Вдвойне.
На лице Софи отразилась охватившая ее паника.
— Сожалею, — проговорил мужчина. — Хотите воды?
Софи не ответила. Это был полный крах.
— Я не могу… — пролепетала она, словно разговаривая сама с собой.
— Уверен, что это не так. Вы уже доказали свою удивительную способность выходить из положения. Иначе вас бы сейчас здесь не было. Мы дадим вам неделю, если желаете. По истечении этого срока…
— Но какие у меня гарантии…
— Увы, никаких, мадам Дюге. Кроме моего слова. Но можете поверить, это стоит любых страховок.
Месье Оверней был крупным мужчиной, из тех, о которых говорят «он еще крепкий», имея в виду, что старость его пока что щадит. Летом и зимой он носил шляпу из небеленого холста. Поскольку на почте было жарко, он держал ее в руке. Когда служащий сделал ему знак, месье Оверней подошел, положил шляпу на край стойки и протянул извещение. Удостоверение личности он держал наготове. С тех пор как Софи была объявлена в розыск, он приучился не оборачиваться, зная, что за ним постоянно следят. Возможно, и в данный момент. Не будучи уверенным, он, выйдя с почты, завернул в соседнюю забегаловку, заказал кофе и спросил, где туалет. Сообщение было коротким: «[email protected]».[5] Месье Оверней, не куривший больше двадцати лет, достал зажигалку, которую теперь на всякий случай носил с собой. Сжег сообщение над раковиной, после чего спокойно выпил свой кофе, опершись локтями о край стойки и положив подбородок на скрещенные руки — в позе человека, которому некуда спешить. А на самом деле потому, что руки у него тряслись.
Два дня спустя месье Оверней был уже в Бордо. Он зашел в старинное здание, входная дверь которого была тяжелой, как дверь тюрьмы. Место было ему хорошо знакомо, несколькими годами раньше он руководил здесь реставрационными работами. Все путешествие он проделал только ради того, чтобы войти сюда и выйти. Будто в кошки-мышки играл. Он здесь, потому что если войти в здание со стороны дома № 28 по улице Этьен-Д’Орв, а потом долго пробираться по подвалам, то выйдешь уже через дом № 76 в тупике Маливо. И когда он там вышел, улочка была пуста. Зеленая крашеная дверь вела во двор, и в этот же двор выходили туалеты зала «Балто», а сам «Балто» выходил на бульвар Мариани.
Месье Оверней спокойно дошел по бульвару до стоянки такси и отправился на вокзал.