Свадебное платье жениха

Как мы уже говорили, позиция отца явилась той решающей защитой, которая и позволила ребенку выжить при наличии матери — потенциальной детоубийцы. Пристальное наблюдение со стороны отца вынудило Сару выработать шизоидальную линию поведения: в сущности, ей удалось за счет огромных затрат психической энергии постоянно вести двойную игру, демонстрируя все признаки любящей и внимательной матери ребенка, чьей смерти она втайне желала. Это тайное желание проявлялось, например, в разнообразных снах, в которых ребенок был обречен разыскивать и подменять собой ее родителей в лагере Дахау. В других онирических видениях маленького мальчика кастрируют, расчленяют, а то и распинают, или же он погибает, утонув, сгорев в огне или попав под машину, как правило — в страшных мучениях, которые оказывают на мать живительное, а еще точнее, освобождающее воздействие.

Постоянный обман и своего окружения, и самого ребенка требовал от Сары Берг неослабного внимания. Можно предположить, что именно эта постоянная необходимость притворяться, скрывать, сдерживать свою ненависть к сыну и истощила ее психическую энергию, приведя к фазе окончательной необратимой депрессии в 1980-х гг.

Как ни парадоксально, но ее собственный сын перейдет от статуса жертвы (неосведомленной) к статусу палача (невольного), поскольку само его существование станет, независимо от его поведения, тем реальным спусковым механизмом, который повлечет смерть матери.

Двадцать часов спустя Франц встал. Глаза у него набухшие. Во сне он много плакал. Он появился в дверях спальни, когда Софи курила, глядя в небо. Учитывая, какими снотворными препаратами она его накачала, проделать подобный путь он мог только на силе воли. Софи окончательно взяла верх. За последние двадцать четыре часа она выиграла медикаментозную гонку, в которой они противостояли друг другу. «Ты просто герой», — холодно заметила Софи, пока Франц ковылял по коридору в направлении туалета. Он дрожал на ходу, его пробивал внезапный озноб, сотрясавший его с головы до пят. Ей бы ничего не стоило зарезать его прямо сейчас… Она подошла к туалету и посмотрела на него, сидящего на унитазе. Он так слаб, что проломить ему голову любым тяжелым предметом было бы плевым делом… Софи курит и серьезно его разглядывает. Франц поднимает глаза.

— Ты плачешь, — констатирует она, делая глубокую затяжку.

Он отвечает неловкой улыбкой, потом встает, держась за перегородку. Качаясь, тащится в гостиную, ближе к кровати. Они снова сталкиваются в дверях спальни. Он, словно в нерешительности, склоняет голову, цепляясь за дверной косяк. Смотрит на эту женщину с ледяным взглядом и колеблется. Потом опускает голову и, не говоря ни слова, растягивается на кровати, широко разбросав руки. Закрывает глаза.

Софи возвращается на кухню и достает дневник Франца, который она засунула в первый попавшийся ящик. Снова принимается читать. Переживает несчастный случай с Венсаном, его смерть… Теперь она знает, каким образом Франц проник в больницу, как в обеденный час забрал Венсана, объезжая на каталке посты медсестер, как открыл дверь запасного выхода, выходящую на огромную монументальную лестницу. На долю секунды Софи представляет себе ужас на лице Венсана и собственным телом ощущает его бессилие. И в этот момент внезапно принимает окончательное решение: остальное содержание дневника ее более не интересует. Закрывает тетрадь, встает, распахивает окно: она жива.

И она готова.