Читаем Свадебное путешествие полностью

Та встала перед нею с почти умоляющим видом.

— Но, матушка, — говорила она, — ведь это для вас так мало значит, всего двести франков, а нам как раз столько и нужно! У вас даже в ящике и то больше лежит.

— Ни единого су. Ни гроша! То есть как! Двести франков за один день, когда мне приходится вкалывать полгода, чтобы заработать половину, четверть того! Двести франков!..

— Да ведь именины, матушка? Такое бывает только раз в году.

— Да, раз в году! А дорогие фрукты, дичь и цыпленок — изо дня в день! А все эти комоды и картины, и ваш замок со служанками! Думаешь, это ничего не стоит? — И продолжала, тыча пальцем в постель и стулья из розового дерева и в обои на стенах: — А еще кашемировые шторы, и изголовье, обитое кашемиром… — хотя оно-то было обито кретоном, — и ковер, по которому я ступаю, да он роскошней всех, какие только лежали у меня на карточном столе в «Императорских доспехах», а еще золотые подсвечники, и зеркала малые и во весь рост, и китайский фарфор, да это будто спальня королевы, вот что!..

— Матушка, это ваша спальня, со всего дома собрали, чтобы сделать ее покрасивей.

— А это мне плевать! Ни франка, ни сантима не дам.

— Матушка, уверяю вас, во всем доме не сыщется и пяти франков.

— А мне что за дело?

— Надо за столько всего уплатить: за фрукты, сладости, мороженое.

— Фрукты, сладости, мороженое! — Розье пришла в страшную ярость. Побледнев и сжав кулаки, она стала наступать на дочь: — Ах, тебе на мороженое! Пройдоха! На мороженое! Ах, теперь ты у меня просишь денег, чтобы вложить их в клювик босяку этому, этому голодранцу, дырявому бочонку, у которого, уж не сомневаюсь, еще и полным-полно долгов! На мороженое! Да лучше я ему вот этими старыми пальцами шею сверну! Ха-ха, им на мороженое! Да-да, вот все они такие, эти вежливые господа. На мороженое! Ступай-ка вот глянь, не убежало ли оно, твое мороженое! А все это — и замок, и прислуга — это только пыль в глаза пустить, людей роскошью ослепить! На мороженое! А хоть портному-то своему он платит? Ведь у него, по крайней мере, раз в неделю новое платье. А просят взаймы на мороженое! А глянь-ка теперь сюда, — и она ущипнула ее за оборки платья там, где был кринолин, — а ну-ка, это ведь из ситца, швейцарский ситец за тридцать сантимов, и при этом он никому ничего не должен! А как же я-то никогда не бегала ни за кем собачонкою и не строила угодливую рожу, выклянчивая денег.

— Матушка, это нам задолжали. Перед нами просроченных и неуплаченных обязательств, по крайней мере, двадцать тысяч франков…

— Двадцать тысяч! Ого! Ого! Ого-го! — заверещала Розье, заливаясь злобным хохотом.

Маргерита поняла: то шипела в ней зависть к ее мужу, та печальная, жестокая и неуправляемая зависть, которая сжигала изнутри старуху Розье. Хохот длился долго и сменился почти нежною улыбкой. Маргерита поверила в то, что матерью овладели лучшие чувства, и бросилась ей прямо на шею.

— Матушка, бедная матушка! — вскричала она, обнимая ее и покрывая поцелуями.

— Ну-ка прочь от меня, — сказала Розье, отстраняясь, — ты чего это?.. Знаю, зачем меня обнимаешь; это все ради денег. Не получишь ты у меня наследства, вот так-то! Размещу-ка я их под пожизненную ренту. Так я хоть буду знать, что он-то до них не доберется! Заработал двадцать тысяч франков? Хо-хо! Ого-го-го-о!

— Матушка, чем смеяться, лучше подите да взгляните мои гроссбухи.

— А у вас в гроссбухах каждый черкает что хочет…

— Матушка, да один только господин де С., он тут поблизости живет, у него баронский титул, так он задолжал ему семнадцать сотен франков.

Розье снова безумно расхохоталась:

— Ах! Ах! Семнадцать сотен! Это за что же? Ха! Ха! Ха! Ха! Такому оборвышу, что берет всего по франку за визит, — семнадцать сотен!

— Но, матушка, это только за принятые роды и сопутствующий уход за роженицей.

— Семнадцать тысяч? Ах! Ах! Да он, должно быть, принимал роды у нищенки с соборной паперти?

— Я вас прошу, мама, не оставить меня в затруднительном положении.

— Нет, не дам ни сантима; ты бросила свою старую мать ради такого негодяя, решета дырявого, и после этого приходишь по его же просьбе, а ведь это ты по его просьбе приходишь…

— Мама, да за кого вы его принимаете?

— За того, кто он и есть: за мужика безалаберного, который тебя по миру пустит, тебя и детей твоих.

— Но, матушка, ведь придут люди, подумают, что мы совсем бедные, мы лишимся уважения, Поль потеряет клиентуру; дайте же, мама, добрая злая мама!

Маргерита схватила ее за руки и принялась целовать их.

Розье осталась безучастной. На мгновение она смягчилась, лицо разгладилось, — она видела дочь свою; глаза чуть увлажнились; но неистребимая ненависть завистливых бедняков одержала верх над материнским чувством. Она улыбнулась опять, но на сей раз страшной улыбкой, и проговорила тихо и свирепо:

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже