Она, привыкшая сама, засучив рукава, стирать, драить мебель, своими руками мыть в кипятке посуду, не боясь, что загрубеют пальцы, — теперь добрую половину дней проводила за притираниями, особенно полюбив миндальную пасту, мыло из Жокей-клуба и другие косметические средства с греческими названиями, переделанными на французский лад, этикетка на которых обещала придать коже или сохранить ей «свежесть и несравненную бархатистость».
Вот уж сколько дней портнихи, модистки, башмачники гуськом все носили и носили в замок, как величала дом Розье, всевозможные платья, нижние юбки, головные уборы, шляпки и ботинки.
Она слушала советы поставщиков, людей с репутацией и со вкусом, и вот очень скоро стала одеваться с такой изысканностью, что издалека ее вполне можно было принять за настоящую светскую даму.
Маргерита, изумленная происшедшей в ней переменой, подумала по простоте душевной, что Розье, позавидовавшая скромной элегантности ее туалета, решила не подражать ей, а раздавить ее величием собственной роскоши. Она вся светилась от радости, что с ее матерью такое произошло. Поль, не приходившийся Розье сыном и обходительный с нею из уважения к ее возрасту и полу, тем не менее уловил в этакой перемене нечто, заставившее его призадуматься. Он подметил, что питали ее три чувства: жестокое и плохо скрытое удовлетворение; ожившая ненависть к нему, ненависть кошки, поджавшей бархатные лапки в ожидании, когда можно будет показать когти; и нелепое, все возраставшее тщеславие, не имевшее границ.
Первым деянием Розье, превратившейся в светскую даму, было с грубой жестокостью услать Сиску трапезничать на кухню. Бедная девушка спустилась туда с сокрушенным сердцем и весь тот день так там и просидела, выходя лишь для того, чтоб осведомиться, не нужно ли чего Розье. Ей было отвечено, что, когда она понадобится, — ее ПОЗОВУТ.
Однажды с улицы позвонил в дверь маленький человечек. Выглядел он нескладно, этаким молодым мудрилой, архивной крысой, которой уготована неопрятная старость. Держался он и насмешливо, и в то же время угодливо. Смерив взглядом служанку, он повелительно спросил, проживает ли мадам баронесса Серваэс ван Штеенландт в этом замке. Он сделал особенное ударение на последнем слове. Служанка отвечала, что тут, в деревенском доме, действительно проживает старая женщина по имени Розье, вдова Серваэс, урожденная ван Штеенландт, может, она и баронесса, раз уж мсье так говорит.
Отворив калитку, она проводила взглядом маленького человечка, устремившегося вперед по аллеям, усеянным ракушками, окаймлявшими лужайку и хрустевшими под его тяжелыми башмаками. Она не преминула иронически восхититься про себя и изяществом его фигуры, и высоко посаженной шляпой, напоминавшей маяк в Остендском море, слишком крупной головой и непомерно вытянутым туловищем, бесхребетной спиной, привыкшей кланяться, широкими ляжками и крупом, грузным как у кобылы, а также жирными кривыми ногами и плоскостопием.
Он представился, сказав, что его зовут Буффар, и прошел в апартаменты Розье, приветственно помахав столу, шкафам, камину, картинам и, наконец, — мадам Серваэс ван Штеенландт, на которую уставился ласковым и лукавым взглядом.
— Присаживайтесь, мсье, — с достоинством сказала Розье, помахав ему жестом, который пыжился казаться высокомерным, но был всего лишь смешным.
Мсье Буффар смиренно присел на первое, что попалось ему на глаза. Это оказалась скамеечка для молитв.
Розье тоже села, с высоко поднятой головой, вытаращив глаза, со слегка блуждающим взором, — само сверхвозбужденное тщеславие.
Она водрузила локоть на карточный столик, подперев лицо рукой, не преминув элегантно полусогнуть мизинчик у самого уголка глаза.
— Слушаю вас, мсье, — вымолвила она твердо и высокомерно.
Буффар склонился в глубоком поклоне.
— Госпожа баронесса, — сказал он, — ваши титулы подтверждены. Имя Серваэсов ван Штеенландтов упоминалось уже в тысяча пятьсот шестьдесят седьмом году среди городских советников правительства Гента.
— В тысяча пятьсот шестьдесят седьмом до Рождества Христова! Ах! Мсье, что за удача! — воскликнула Розье, для которой все это были дела допотопные. — Итак, что же — я из такой древней семьи, мсье?
— Не совсем так, госпожа баронесса. Но недостает вам немногого, — и глазом не моргнув, ответил Буффар.
— Но ведь, — заметила Розье, — с тех пор, полагаю, утекло столько воды…