Свадебный альбом

— Используй программу-редактор, — бросила Кэти, но тут же спохватилась: Господи, я все забываю, до чего же примитивны первые симы. Даже не знаю, с чего начать!

Немного поразмыслив, она вернулась к еде. Потом сказала:

— Лучше не буду и пробовать: а вдруг у тебя вырастет нос или что-нибудь в этом роде.

— А как насчет нового платья?

Кэти снова задумалась, глядя в одну точку, но внезапно вскочила, ударившись о стол и расплескав суп

— Что? — встревожилась Энн. — Что случилось?

— Блок новостей по Уоднету, — сообщила Кэти. — Восстание в бухте Провидения. Это здешний областной центр. Что-то связанное с Днем Освобождения. Мой русский еще недостаточно хорош! О, какой кошмар! Бомбардировки… трупы… Послушай, Энн, я лучше отошлю тебя…

Энн вновь очутилась в гостиной. Она ужасно устала от бесконечных перемещений, тем более что от нее ничего не зависело. Она совершенно бессильна и не имеет власти над своей судьбой. Комната была пуста, подружки, слава Богу, исчезли, и Бенджамен еще не вернулся. Очевидно, маленький синелицый медальон все это время занимался самовоспроизведением: все стены заполняли сотни его близнецов, к тому же не ладивших друг с другом: в комнате стояли невообразимый шум, ругань и визг. От шума болели уши. Правда, стоило им заметить Энн, как все мгновенно заткнулись и уставились на нее с неприкрытой злобой.

По мнению Энн, этот безумный день длился чересчур долго. И тут ужасная мысль осенила ее: симы не спят.

— Эй, — окликнула она тот медальон, который считала оригиналом, — вызови Бенджамена.

— Какого хрена ты тут приказываешь? — нагло спросил синелицый. — Я тебе что, личный секретарь?

— А разве нет?

— Именно что нет! Собственно говоря, теперь это моя комната, а ты влезла на чужую территорию. Так что лучше сматывайся поскорее, пока я не стер твою задницу!

Остальные поддержали его, громко потешаясь над Энн.

— Прекратите! — вскрикнула она, но ее никто не слушал. Она вдруг заметила, как медальон вытянулся, став в два раза длиннее, и с громким хлопком разделился на два поменьше. То же самое происходило с другими медальонами. Они расползались по стенам, потолку, полу.

— Бенджамен! — вскрикнула Энн. — Ты меня слышишь?

Гомон тут же стих. Медальоны свалились со стен и исчезли, не долетев до пола. Остался один, первый, но теперь это был просто пластиковый диск с вылепленной посредине мрачной физиономией.

В центре комнаты стоял человек. При виде Энн он улыбнулся. Это был престарелый Бенджамен из аудитории. Настоящий Бенджамен, так и не снявший клоунского наряда.

— Как ты прелестна, — вздохнул он, глядя на нее. — Я и забыл, как ты прелестна.

— О, правда? Я думала, эта особа, докси, успела тебе напомнить, — съязвила Энн.

— Ну и ну, — покачал головой Бен. — Быстро вы, симы, обмениваетесь сведениями! Покинула аудиторию не больше четверти часа назад и уже знаешь достаточно, чтобы осудить меня.

Он обошел комнату, касаясь то одной, то другой вещи. Остановился перед зеркалом, взял с полки голубую вазу и повертел в руках, прежде чем осторожно поставить обратно.

— Говорят, еще до полуночи вы настолько равномерно распространите между собой всю известную информацию, что произойдет нечто вроде энтропии данных. И поскольку Симополис не что иное, как информаторий, он станет серым и безликим. Первой скучной вселенной.

Бен рассмеялся, но тут же закашлялся, пошатнулся и едва не упал, но, к счастью, вовремя успел схватиться за спинку дивана. Бедняга тяжело рухнул на сиденье и продолжал кашлять и отхаркиваться, краснея, как рак.

— Ты в порядке? — разволновалась Энн, хлопая его по спине.

— В полном, — едва выговорил он. — Спасибо.

Наконец он отдышался и жестом показал на место рядом с собой.

— У меня постоянно першит в горле, и автодок ничего не может с этим поделать.

К этому времени к нему вернулся обычный цвет лица, но вблизи стали заметны тонкая морщинистая кожа и легкое дрожанье головы. Кэти, похоже, сохранилась намного лучше.

— Сколько тебе лет? — не выдержала она. Бенджамен бодро вскочил:

— Сто семьдесят шесть.

Он поднял руки и лихо повернулся на каблуках.

— Радикальная геронтология! Ну как, нравится? И мне удалось сохранить восемьдесят пять процентов собственных органов, что по нынешним стандартам большая редкость.

От непривычных усилий у него закружилась голова, и он снова плюхнулся на диван.

— Поразительно! — воскликнула Энн. — Хотя радикальная геронтология, похоже, так и не смогла приостановить время.

— Пока нет, но все впереди, — заверил Бен. — Сейчас за каждым углом скрываются чудеса. Волшебство в любой лаборатории! — Он неожиданно сник и сухо добавил: — По крайней мере, пока нас не завоевали.

— Завоевали?