Николай Филиппович Огородов, с осуждением крутя головой, рассказывал, как поставлен был на бюро райкома вопрос об исключении Метелькова из партии и единогласно было решено его исключить. А на другой день Шитов собрал членов бюро и, смущаясь, сказал, что вот он разговаривал еще раз с Метельковым. Может, поверить ему и отменить вчерашнее решение? Жалко человека, боевой летчик в прошлом. Обещал держаться.
— Разве так делается? — осуждал Огородов первого секретаря. — Вон до Шитова Плясунов был. У того: сказал — значит, твердо.
Шитов завел Сереброва в свой кабинет с какими-то диаграммами на стенах, снопами ржи, ячменя и льна в углу. Серебров сел, пригладил на макушке чибисовый хохолок волос. На него пристально смотрели внимательные яркие глаза.
— Ну, так почему распались твои курсы? — подвигая к себе настольный календарь, спросил Шитов.
Серебров, нахмурившись, начал объяснять, почему перестали ходить девчонки: одних с работы не отпускают, другие боятся — сядешь на трактор и летом из колхоза не вылезешь, а остальные, видно, потому, что по вечерам лучше гулять с парнями, чем изучать трактор. Сам он уже смирился с таким исходом и говорил спокойно, понимая, что теперь дела не поправишь.
— А почему сразу в райком партии не пришел? — допытывался Шитов, что-то записывая в настольный календарь.
— Долгову это известно.
— Спокойно похоронить собрались? — откидываясь в кресле, спросил Шитов с упреком. Выходило, что так, и Серебров не ответил.
— Ну а что надо сделать, чтобы люди выучились и работали? — все так же требовательно глядя на Сереброва, спросил Шитов и, загибая пальцы, начал перечислять: — Курсы организовать с отрывом от работы, сохранить зарплату. Еще что?
— На Ставропольщине есть такой отряд. Все девчата в одинаковой форме ходят. Красиво, — уныло сказал Серебров, глядя в заиндевелое окно.
— Мы чем хуже? — покосившись на Сереброва, возмутился Шитов.
— Ну, не хуже, но если уж курсы распались, о форме говорить нечего.
— Вот те раз. Ты духом не падай. Будем поправлять дело, — проговорил Шитов и стукнул по столу ладонью. — Получится, как пить дать, получится. Задора побольше надо. Вот я помню, по ликбезу мне курсы поручили вести до войны. Куда зеленее тебя был. Четырнадцать лет! Придешь в деревню — там бородачи. Думаешь, не станут ведь слушать, ни за что не станут, а начнешь толковать — вроде не смеются и берутся за карандаши.
Виталий Михайлович оперся щекой о кулак. Похоже, даже умилился воспоминаниями.
— Многого мы тогда добились. А почему? Верили, что добьемся. Главное, самому верить, что это надо. Как ты считаешь, нужны такие курсы?
— Наверное, — пожал Серебров плечами.
— Не «наверное», а точно. У нас механизаторов на трактора даже для работы в одну смену не хватает, а ты говоришь «наверное». Точно нужны! А тут такое подспорье. Двенадцать-пятнадцать трактористок. Это же… сколько мы торфа вывезем, удобрений! А это урожай. Смекаешь, какая цепь неразъемная?
Сереброву было приятно, что Шитов так напористо доказывает ему, зеленому специалистику, вместо того чтобы отругать за неспособность и, уничижительно махнув рукой, выгнать.
— Ну, пойдем, — сказал Шитов, надевая шапку. — Нельзя, друг дорогой, сторонним человеком себя чувствовать. Распались курсы — он и журнал в архив.
Ничего, кроме неловкости и вины, не почувствовал Серебров после разговора с Шитовым.
На следующее утро к Сереброву зашел Ольгин. Не послал секретаршу, как обычно, а зашел сам.
— Зачем-то Шитов зовет меня и тебя, — сказал он, прикрывая плотно дверь. — Ты ничего не натворил?
Сереброва подозрение обидело.
— На курсы никто не ходит, — сказал он. — Что я могу натворить?
— Мало ли, — пожал плечами Ольгин. — Я говорил, что не получится, а Долгов: добьемся. Вот и добились.
Шитов, видно, их ждал: сразу же позвали в кабинет. Белое слепящее утро смотрелось в широкие окна, роняло холодные квадраты на яично-желтый пол.
— Нужен тебе отряд плодородия? — с ходу спросил Шитов Ольгина, едва тот сел. Ольгин помял чуб, округло и не очень понятно объяснил, что, конечно, механизаторов не хватает, но какая на девчонок надежда — всю технику переломают.
— Ты мне конкретно и определенно, Арсений Васильевич, скажи, — напирал Шитов, сверля Ольгина взглядом. — Нужен?
— Ну, как, курсы организовали… — выкручивался Ольгин.
— Э-э-э, дорогой, это ты не организовал, а просто отделался, чтоб не приставали, — поднимаясь, проговорил с упреком Шитов. — Бедного Сереброва бросил на съедение и успокоился.
— Ну, как? — вроде даже обиделся Ольгин. — С высшим образованием, — и покосился на Сереброва.
Серебров передернул плечами. Он не мог ничего возразить, хотя это было несправедливо.
— А вот так, — загораясь, проговорил Шитов и, подступив к Ольгину, вытащил у того из нагрудного кармана торчащие газырями ручки. — Сколько раз говорю — бескультурье.
Ольгин досадливо переложил ручки в боковой карман и хрустнул обиженно пальцами. Вид у него был недовольный: ну что секретарь с разными пустяками пристает?