Свадебный марш Мендельсона

Смех раскатистый, уверенный. Наверняка слышен за дверью и еще дальше. Я передернул плечами. Всегда неприятно, когда поводом к подобному смеху являешься ты. Уже не различаешь, где кончается смех и начинается самодовольство.

— Это неправда, — говорю я. — Коллега тут ни при чем. Вашему смеху иная причина.

Он вытирает слезы, дышит тяжело:

— Какая же?

— У вас есть дочь. Ее зовут иначе. Пассаж мог быть. Вот вы и веселитесь. Бог миловал.

Он смеялся в прошлом году, целое столетие назад. Припухлость губ, ее как не бывало. Уронил локти на стол, придавил бумаги. Ему так удобнее сидеть. Он ближе к моему лицу, он может меня разглядеть.

— Вы умнее, чем кажетесь. Откуда вам известно про моих дочерей?

— Я их высчитал. Пятьдесят процентов достоверности. Я высчитал одну дочь. А дочерей оказалось две.

— Вы угадали. Дочери доставляют мне много беспокойств. Избежать их хотя бы частично — уже радость.

— А как зовут ваших дочерей?

— Молодой человек, вы злоупотребляете моим терпением. Список у вас в руках. Желаю удачи.

Я топчусь на месте. Моя нерешительность раздражает его.

— Что еще?

— У вас есть личные дела. Я бы мог посмотреть фотографии, это сократит…

Он не ответил, поднялся из-за стола. У меня хороший рост, но он выше на полголовы.

— Сколько вам лет?

— Тридцать два.

— О, значит, вы уже получили паспорт. И я вправе рассчитывать на разумность.

Откуда-то взялся коробок спичек… Он ловко прошил его спичкой (получился волчок). Крутнул.

— Нет, личных дел я вам не покажу. Сами посудите — такое благородное начало. Утрачен покой. Вы должны найти ее. Дни, недели, месяцы — вас ничто не остановит. И вдруг такая проза: опознание по фотографиям. Согласиться с вами — значит обидеть вас, принизить ваше чувство. Петровых семнадцать. Петровых А. — всего шесть. Если справедливо утверждение: «Любовь требует жертв», то ваша жертва не так уж велика.

Я уже в дверях, машинально разворачиваю список, складываю его.

— Досадно, — бормочу я.

Лицо проректора недвижимо, взгляд минует меня, упирается в квадратную дверь.

— Досадно, — повторяю я. — Придумал роскошную легенду. Выслушай вы ее, и степень вашего сочувствия ко мне могла бы утроиться. Может быть, рассказать? Это займет немного времени.

Он не ответил. Поворот головы был красноречивее ответа:

— Ваш талант сочинителя я оценю когда-нибудь в следующий раз.

«Следующего раза может не быть, — подумал я. — Неприятно чувствовать себя побежденным».

Проректор опускает голову, возвращается в мыслях назад, к тому моменту, когда распрощался со мной. Чем объяснить мое нежелание уйти? А может быть, я уже уходил и вернулся?

— Вы?!

— Нет. Я уже там. Мотаюсь по этажам, путешествую из корпуса в корпус. Скажите, по крайней мере, ваша дочь есть в этом списке?

— От любви до ненависти один шаг — не искушайте судьбу, молодой человек. Прощайте.

ГЛАВА IV

— Орфеюшка, спишь? Ну спи, спи, дорогой… Ты спи, а я буду рассказывать. Так на чем мы остановились? Ах да… Что есть происходящее? Ответ: происходящее есть любовь.

Я ее нашел. Зачлись мои мытарства. Отныне все педагогические институты города Москвы я знаю наизусть. Весна, брат, зябко, а ты как заведенный вышагиваешь перед общежитием, меряешь лестничные марши, врезаешься в разноликую студенческую толпу и смотришь, смотришь, смотришь. Рябит в глазах от бесконечного мелькания лиц, одежды, сны стали лоскутными. Раньше хоть сон — отдушина, покой, теперь и этого нет.

Сначала я считал свои неудачи, затем мне это наскучило, я машинально вычеркивал из списка очередную Петрову и устремлялся дальше.

За все время я ни разу не задал себе вопроса: «Велик ли смысл в моем поиске?»

Я, молодой человек, которому за тридцать, не сумевший по сию пору обзавестись семьей, попавший в разумении своих друзей в категорию мужчин, уже подпорченных холостяцким существованием, уже зараженных цинизмом, любящих говорить о своих любовных похождениях не потому, что они подтверждение их мужественности (полноте, мальчишеству пора перегореть), а есть предъявление собственного алиби: дескать, искал и не чужд, однако не везет, холостякую по сей день.